Петли на двери главы магической разведки оказались достаточно крепкими, хотя эхо их скрипа замолкло только на подходе к залу суда. Привычной свободы выбора будто бы не осталось, вместо этого балом правил Константин Григорьевич Меншиков.
Черная масса воды обрушилась на чашу весов. Верховная судья объявила свое окончательное решение:
– Подсудимого Лагожина суд признает виновным и приговаривает к смертной казни.
De chacun selon ses facultés,
à chacun selon ses besoins
На майских, в восьмидесятом, Леночка с родителями впервые побывала у Камаевых в гостях. Была у них и люстра с хрустальными висюльками, и новенький видеомагнитофон «Хитачи», и заставленная Дюма, отцом и сыном, стенка. Чай они пили из гэдээровского сервиза, ели шоколадные конфеты и торт «Рыжик» с кремом на сливочном масле. Леночка это сразу распробовала, за щечкой не чесалось.
Камаевы в Рязань переехали из Татарской АССР. Мама у Ренаты пахла «мэйд ин франс» и работала в районной администрации. Папа, вроде как, был большим ученым и на людях появлялся редко. Ни с кем из соседей Камаевы не общались, а их позвали только потому, что Леночка у Ренаты была единственной подругой. Рано или поздно леночкина мать бы сама к ним напросилась. Просто из любопытства, узнать, сколько комнат нынче выделяют академикам.
Четыре. Пять, если с кладовкой, в которой Леночка согласна была поселиться, пока не доест дефицитные банки варенки.
В кабинет отца ход открывался, когда чашки меняли на пузатые рюмки с тонкими ножками. Доживали там свой срок книжки с поломанными позвоночниками и престарелые пергаменты, полные следов куриных лапок и острых колышков. Невозможно было даже представить, сколько макулатурных талонов было угрохано в это богатство. Рената выбирала самые симпатичные страницы, хитро улыбалась круглыми глазками. Леночка тогда натягивала панамку из шитья подальше на макушку и шептала про себя даждь нам днесь, как мать научила. В следующую секунду лапки брались с колышками за руки и начинали плясать.
Они пускались выписывать восьмерки сначала по ладошке, потом по полу, плясали и на потолке, и на висюльках люстры. Они добрались бы и до Дюма, отца и сына, если бы мать не начала кричать Леночку домой. Тогда лапки с колышками укладывались обратно на пергамент, как придется, заплетаясь в ногах, падали друг на друга. Отец потом порол Ренату – перевод с аккадского обошелся ему в полдиоптрия. Рената рассказывала, что у папы лапки с колышками не пляшут, у него они с маршем встают по своим местам и рассчитываются на первый-второй.