– и это идеально, – я спрашиваю:
– Куда едем?
– Ты же сам предложил куда-нибудь сгонять. Я думала, у тебя есть идеи.
– Хм. Может быть, рванем подальше? На чаепитие в «Уолдорф»?[20] О, или, знаешь, я слышал, тут неподалеку проходит прелюбопытное прощание с покойной.
Она не то чтобы улыбается, но уголки ее рта слегка приподняты.
– Что ж, тогда, получается, мы едем сюда, – говорит она и резко сворачивает направо, на парковку у небольшого кафе-мороженого. Даже в жаркий день никто не покупает мороженое в предобеденное время; два пластиковых столика перед входом пустуют. Мы не могли уехать дальше, чем на пару миль от похоронного бюро, но, кажется, будто прибыли на необитаемый остров.
– Угощаю, – говорю я, когда мы выбираемся из машины, – за то, что увезла меня оттуда. Что будешь?
– М-м-м, – протягивает она, серьезно задумавшись. – А ты?
Для меня тут не о чем и думать.
– Ореховое с пеканом.
Она выглядит разочарованной.
– Это старперский выбор. Серьезно, когда сюда подъезжает машина, набитая стариками, я заранее знаю, что все они закажут ореховое с пеканом.
– Так ты здесь работаешь?
– Несколько вечеров в неделю. Только летом. Я буду со вкусом печенья со сливками.
– Рожок или стаканчик?
– Ты меня просто убиваешь. Стаканчики для дилетантов. Если ты закажешь ореховое с пеканом в стаканчике, я, наверно, вернусь в машину и брошу тебя здесь одного.
Мы что, флиртуем? Не знаю, как это назвать, но мне нравится такой заход с подколами. Это лучше, чем та серая пустота на ее лице, когда она сидела в машине, закрыв глаза.
Кудрявому мальчику, лицо которого показывается в окне для заказов, на вид лет двенадцать. Он здоровается с Анной и подает нам рожки с мороженым бесплатно, и мы безрадостно смотрим на пустые пластиковые сиденья, заляпанные пятнами от мороженого.
– Не хочешь прогуляться? – спрашивает Анна.
Мы неспешно пересекаем парковку по направлению к приземистому маленькому зданию по соседству, откуда ведет вещание местная новостная радиостанция, и несколько минут молча едим подтаявшее мороженое. Сладкие капли сползают по руке. Ее локоть касается моего, и мне нравится быть к ней так близко. Хотя вообще-то она не совсем в моем вкусе.
– Так, значит, вы с Элизой тесно дружили? – говорю я наконец, когда у меня в руке остается только самый кончик рожка.