– Осторожнее, Ваше Высочество, – тихо, но твердо сказала Мертонель. – Я сознаю, что волшебство манит, особенно в ваши годы. Но у этого прекрасного цветка смертельно ядовитый шип.
– Говоришь так, будто ты старуха, – скривилась Нетта. – Хотя ты немногим старше меня. Мне восемнадцать, тебе двадцать два. Может, ты и взрослая, но понятия не имеешь, о чем болтаешь.
Мертонель улыбнулась краешками тонких губ. Она это делала всякий раз, когда Нетта на нее сердилась. Не обижалась в ответ, не извинялась, не ругала. Просто усмехалась с таким видом, что принцесса сперва злилась пуще прежнего, а потом вдруг остывала и стыдилась собственной резкости.
– Когда была чуть младше вас, я тоже пыталась научиться колдовать, – невозмутимо сообщила фрейлина.
– Ты? – заморгала Нетта, которая никак не ожидала подобного. – А тебе-то для чего это было нужно?
– Для чего девчонки вообще занимаются такими безрассудствами? Хотят заставить мир изменить ради них форму. У меня на носу была горбинка, а на ней прыщ, огромный и красный. А я мечтала очаровывать мужчин, когда вырасту. Со мной не дружили сверстники, и никто не относился к моим словам серьезно. А я мечтала, чтобы меня уважали, потому что была хоть и ребенком, но все-таки человеком. Моя мама умерла так рано, что я совсем ее не помнила. А я мечтала обниматься с ней и спрашивать у нее совета.
Нетта знала, что семнадцать лет назад мать Мертонели мучительно погибла. Такая же участь тогда постигла десятки и сотни других людей – большую часть жителей верхнего квартала. Среди них также были родители и братья отцовского советника Зетлафа. Сам он отбыл в университет на далеком Солнечном причале. Учеба не только дала ему знания, но и буквально сохранила жизнь. Позже кошмарное происшествие поэтично нарекли Бунтом нечисти, но не то чтобы твари из леса против чего-то протестовали или выдвигали требования. Все версии этих событий, которые слыхала Нетта, сходились на том, что чудища просто пришли насиловать, убивать и пытать горожан.
В верхнем квартале издавна селились богатые чиновники, зажиточные купцы и напыщенные вельможи. Зависть в чужих взорах прочно прилипала к ним с колыбели. Но в тот момент они, возможно, впервые позавидовали нищим из бедных районов. Голодные призраки, болотные и луговые духи, лесовики, упыри, волколаки, даже черт на перепончатых крыльях – с севера, прямо со стороны лесной опушки, в столицу явилась воплощенная мерзость. Она зрела и плодилась в Проклятом лесу веками, пока прославленный орден охотников пребывал в упадке. А теперь пролилась наружу отравленным зельем из ведьминского котла. Твари ломились в закрытые окна, сметали двери, громили комнаты и потрошили женщин, терзали и пожирали детей на глазах родных.