Инквизитор присел рядом с писцом, будто собирался диктовать ему нежное любовное послание и хотел проверить, хорош ли почерк. Откинул капюшон.
– Ты меня узнаешь?
– Да, магистр, – юноша едва заметно поклонился. – Я узнал вас еще вчера в таверне.
– Мы можем поговорить здесь? – спросил Эймерик, незаметно озираясь по сторонам.
– Да. Любой, кто нас увидит, решит, что я пишу под вашу диктовку. Лучшего места и придумать нельзя.
– Если я не ошибаюсь, тебя зовут Жан Пьер.
– Да, магистр. Жан Пьер Бернье из Марселя. Я – послушник полумонашеского ордена…
– Помню, помню, – Эймерик встал, чтобы его не задела проезжающая мимо телега с сеном, а потом наклонился к юноше. – Расскажи вкратце. Тебе удалось что-нибудь узнать?
Обезображенное оспинами лицо писца стало задумчивым.
– Как вам сказать… И да и нет.
– Что ты имеешь в виду? – ответ насторожил инквизитора. – Объясни.
– В общем, в долине полным-полно чудовищ, – выпалил юноша после недолгого замешательства.
– Значит, все это мне не почудилось, – удивительно, но в голосе Эймерика звучало облегчение. – Огромные крысы с человеческими руками и дети, похожие на обезьян?
– Да, и не только, – ответил писец. Потом закрыл глаза, будто пытался воскресить в памяти ужасное воспоминание. – Это просто как кошмарный сон. Я только сюда приехал и остановился у ворот, перед мостом. Увидел что-то на земле, между корнями большого дерева. Решил, что ползет раненый, и подошел без всякого опасения, – парень открыл глаза, круглые от страха. Голос дрожал. – Но это был не раненый. Тело и форма головы как у свиньи… А рот – нет, рот – человеческий. И глаза тоже – огромные, голубые. Но ноги… Это самое жуткое. Два коротких обрубка, которые шевелились, как змеи. Я закричал и убежал оттуда.
Здесь юноша прервал свой рассказ, заметив направлявшегося к нему крестьянина с запыленными космами длинных волос и мешком на плече. Похоже, ему нужен был писец, и, решив подождать, пока тот освободится, мужик опустил мешок на землю.
– Я буду занят еще долго, – стараясь взять себя в руки, сказал ему юноша. – Приходи позже.
В подтверждение своих слов он окунул гусиное перо в одну из многочисленных чернильниц, которые стояли на скамье, и сделал вид, что пишет.
Крестьянин явно рассердился, но молча поднял мешок и пошел прочь. Немного успокоившийся Бернье и Эймерик продолжили разговор.