Именно этого мне и не хватало – страсти, безрассудства, азарта, искрящегося на грани дозволенного. Здесь, в этой пульсирующей музыкой темноте, никто не требовал от меня чего-либо, никто не взвешивал каждое моё слово. Меня не окружали строгие правила и чопорные взгляды. Я могла дышать полной грудью, освобождаясь от маски, которую вынуждена была носить дома.
Здесь я могла быть собой. Такой, какую никогда не одобрит Отец. Его вечные нравоучения, строгие правила, требования быть идеальной. «Эллисон, ты должна стать примером! Ты – лицо нашей семьи!» – эти слова эхом звучали в моей голове, пока я танцевала, теряясь в толпе. Но здесь, среди шума и света, они теряли свою силу, рассыпаясь на мелкие осколки. Я могла двигаться так, как хотела, могла забыть о приличиях, о необходимости быть «правильной».
И при этом… Я знала, что если бы здесь был мой брат, он бы не осудил меня. Напротив, он бы с лёгкой улыбкой посмотрел на меня, как всегда, с гордостью и одобрением. Он всегда поддерживал меня, видел во мне ту, кого я сама в себе ещё не до конца разглядела. Адам знал, что я не та, кем хочет видеть меня отец, и это его не пугало. Он понимал меня, как никто другой, и в этой свободе я ощущала его незримое присутствие. Именно такие моменты напоминали мне, что я живу для себя, а не для чужих ожиданий.
Уолтер Коллинз
«– Мелони, твою мать, что ты натворила? Ты обещала, что все будет нормально, но в итоге что?! – я злился не только на нее, но и на себя.
За то, что доверял такому человеку, что он не оправдал все то, что говорил и обещал. Я хотел просто убить ее и этого мудака.
– Она так противно кричала… Так плакала, – еле говорила брюнетка, от чего по мне прошла дрожь.
– Что. Ты. Сделала?! – начал орать я.
– Не кричи на меня, не смей повышать на меня голос! – её голос звенел, словно натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Глаза сверкали злобой. – Не моя вина, что оно мне было не нужно! Я просто хотела развлечься, а в итоге потратила на тебя три года своей жизни!
– Я жалею обо всём! – продолжала она, и в её голосе не осталось ничего, кроме презрения. – Всё, абсолютно всё было ошибкой, и даже то, что…
– Заткнись! – взорвался я, ненависть переполняла меня так, что я едва контролировал себя. – Не смей даже произносить это вслух! Проваливай отсюда, немедленно!»