– Да, я знаю, – кивнул врач. – Но за это время уже успели совершить невозможное! Как вам удалось уничтожить троих вооруженных головорезов, в таком состоянии? Ведь у вас ярко выраженная ригидность левой половины тела! Я уже умолчу о том, что год назад вы вообще были парализованы! Но, ведь и сейчас вас практически не слушаются рука и нога!
– Не знаю, доктор… – Пожал я плечами. – Как-то получилось… А рука с ногой слушаются, только очень плохо…
«У меня правильнописание хромает. Оно хорошее, но почему-то хромает[12], – неожиданно возникла смутно знакомая цитата у меня в голове, вторящая моему ответу врачу. – И пенсия хорошая, только маленькая[13], – тут же догнала её вторая».
Ну, вот, откуда это опять из меня вылезло? Причем тут какое-то правильнописание? И пенсия? Ведь лет-то мне всего лишь двадцать пять?
– Что-то случилось? – Видимо, заметив некоторую нервозность в моем взгляде и «повышенную» задумчивость, поинтересовался Рыжов. – Вам плохо? Хотя, я ничего такого не замечаю в вашем организме… – убежденно произнес Медик, слегка поводив надо мной раскрытыми ладонями.
– Да, нет, доктор, – мотнул я головой, – чувствую я себя прекрасно! Спасибо вам! Просто мне в голову постоянно лезут какие-то мысли… Чужие… странные… одним словом, мне такие не свойственны, – решительно произнес я. Кто знает, может быть, этот Медик сумеет мне помочь от них избавиться?
– А отчего вы-таки решили, что эти мысли чужие и вам не свойственные? – ехидно прищурившись, спросил меня Лазарь Елизарович. – Ведь вы совсем ничего не помните? Может быть, это как раз и возвращается ваша потерянная память?
– Не знаю… – Вновь пожал я плечами. – Только уж очень странные мысли в голову лезут, товарищ доктор…
– Например? – Живо поинтересовался Медик.
– Я вот только что про пенсию подумал, – решил поделиться с доктором тем, что никак не давало мне покоя, – что она у меня хорошая, но маленькая. Следом же подумал: какая нафиг пенсия, когда мне только двадцать пять? Но и это не самое страшное…
– А что же?
– А то, – выдохнул я печально, – чувство такое у меня… как будто я не двадцать пять лет прожил, а все сто два года!
– Именно сто два? – уточнил Рыжов. – Ни годом больше, ни годом меньше?
– Угу – именно сто два! – подтвердил я. – А почему так, даже и не спрашивайте – все равно не отвечу.