Саньке стало стыдно: он – молодой парень – валяется в кровати, от малейшего движения – испарина. А она? Женщине далеко за семьдесят, но глаза светятся любопытством, руки шустро накрывают на стол; ноги, обутые не в стоптанные-растоптанные бесформенные башмаки, а в причудливые аккуратные туфли «на горочке», двигаются по полу бесшумно.
Сколько раз в стенах Академии он слышал шаркающие шаги! И это были шаги студентов – не пожилых педагогов! Александр раньше никогда не задумывался над подобными вещами. Только здесь и сейчас в нём родился вопрос: что случилось с ними, молодыми и, в сущности, очень неопытными, что они идут по коридорам, словно трёхсотлетние старики? Если не идут, то уж точно не стоят у окон и не бегают – наоборот, ищут место, чтобы сесть с тяжёлым вздохом. И не важно, что нет стульев, – прямо на пол тоже хорошо. В глазах – вселенская тоска пополам с апатией и усталостью, словно они не несут, а еле волочат непосильное бремя жизни, в которой для них не будет ничего нового. Когда же они успели постареть, и не прожив эту жизнь на полную катушку?
– Сильно фундаментом приложился-то? – баба Маня вывела его из задумчивости.
– Чем? – не сразу сообразил он.
– Фундаментом.
– Сильно, аж искры из глаз.
Баба Маня кивнула. Загудел чайник, она залила кипятком какие-то травки в кружке, потом протянула Сашке. Он безропотно выпил горьковато-острую жидкость и примерно через час уснул. Ночью дремал урывками, ворочался, пытаясь улечься без боли. А пожилая женщина всё это время хлопотала в доме начлаба и рассказывала утренние новости.
Саньке снилась бирюзовая бабочка, порхающая над огромным костром. Огонь захватывал всё, до чего могли дотянуться его жёлто-красные языки. Было нестерпимо жарко и почему-то больно. Но яркие крылышки от пламени не страдали, наоборот, гасили его.
Костёр сменился большим ледником, от которого стало так хорошо! Боль медленно отступала. Рядом с маленькой бирюзовой появилась большая золотисто-белая бабочка, теперь уже они вместе махали крыльями, осыпая его своей драгоценной пыльцой. Где-то в стороне Александр разглядел гигантского мотылька с огромными глазами; тот не вмешивался, только смотрел. Мотылёк не пугал, но был странным: густая пыльца не блестела на солнце, она покрывала тело насекомого наподобие плотного слоя пыли или грязного войлока.