Девочка, чуть помедлив, кивнула, от чего обе косички весело подпрыгнули.
Солнце припекало, старательно освещая забор, двор и избу. От этого света и весь хутор Хохотуй, и маленькая хрупкая девочка казались золотисто-прозрачными, почти розовыми. Густо и безмятежно пахло весной. Большие шмели с сердитым жужжанием носились над дворами.
– Тебя как зовут? – не унимался Енох. – Где твои родители?
Девочка не ответила, продолжая играть с куклой.
– Ну что ж, – вздохнул Енох и задумчиво замерцал. – Без имени никак нельзя. Нужно дать тебе имя. Хотя бы временное.
Он засмотрелся на покрытую дранкой крышу дома, беззвучно шевеля губами. С сердитым жужжанием у самого лица пролетел шершень. И хоть он пролетел сквозь Еноха, но тот всё равно нетерпеливо от него отмахнулся и сообщил результат:
– Будешь Маруся?
Девочка повернула голову и кивнула. Бледно-восковое лицо ее искажал косой рваный шрам, тонкие губы разошлись в оскале, обнажив два ряда длинных и острых зубов. Нижней части подбородка у нее и вовсе не было, и позвоночная кость алебастрово белела сквозь зияющую дыру.
– Эммм… в-вот и с-славненько, – охнул Енох.
– Ты в этом точно уверен? – я очумело посмотрел на чёртового Еноха, – что-то я в сомнениях…
– Ты у нас главный, вот ты и решай! Не надо на меня перекладывать! – сварливо выкрутился Енох и заторопился куда-то, по одному лишь ему понятному делу.
А я остался во дворе с Марусей. Между прочим, наедине. И, между прочим – в странной деревне, где недавно совершили ритуальное убийство шести человек. Причём не просто человек, а ответственных товарищей.
Я посмотрел на Марусю. Маруся посмотрела на меня. Меня аж прошиб пот и зазнобило.
– Ну пойдём, что ли… – промямлил я непослушными губами, в надежде, что ну а вдруг она где-то по дороге потеряется.
Маруся кивнула. При этом отсутствующая часть подбородка полыхнула перламутрово-белым. Я поёжился и оглянулся. Гадского Еноха и след простыл.
– Спросить тебя, кто ты и что ты здесь делаешь бессмысленно, да? – спросил я Марусю.
Она повернула ко мне лицо. Тонкие острые зубы ощерились в оскале (улыбкой назвать это язык не поворачивается).
– Ну, ладно, – сказал я, про себя костеря Еноха на все лады. – Пока пошли, а дальше будет видно…
Маруся схватила куклу и сильно прижала к себе. Затем она спрыгнула с забора на землю. Выглядело это так, словно сверху сбросили мешок цемента (я потом посмотрел, там, на земле была вмятина, словно точно мешок с цементом со всей дури швырнули наземь).