– Я уже давно готов, Лука, – ответил я.
Горничная открыла дверь, и Лука представил нас. Она провела нас в большую парадную столовую. Я осмотрелся и заметил, что Беатрис здесь нет.
– Прошу прощения за беспокойство. Я пришёл к синьорине Карле, – вежливо сказал Лука.
Я узнал Тициано по фотографиям, затем его жену. Я узнал двух сестёр с прошлого вечера и младшего ребёнка, но не знал, кто этот мужчина рядом с ней. Затем глава семьи Орсино Бьянки встал и поприветствовал нас.
– Приятно познакомиться с тобой, Лука, – сказал Тициано, пожимая руку Луке.
Его жена поторопила Карлу встать со своего места.
Лука представил меня:
– Это мой двоюродный брат, Габриэль.
Я пожал руку Тициано, хотя в голове уже вертелись мысли о том, чтобы сломать ее.
Тициано обнял свою жену и представил ее:
– Моя жена, Тереза.
Я изобразил на лице улыбку и поцеловал её в обе щеки.
Затем Тициано жестом указал на остальных членов семьи:
– Мы уже собирались приступить к трапезе. Приглашаем вас присоединиться к нам.
– О, Беа! Что случилось с твоим лицом! – воскликнула малышка, устремив взгляд на нас.
Я обернулся и увидел шок и гнев на лице Беатрис, затмённые её покрасневшими глазами и опухшей правой губой. Она моргнула, затем взяла себя в руки и, не сказав ни слова, прошла мимо нас и села за стол.
– Где твои чертовы манеры? – Орсино нахмурил брови и сделал шаг к ней, но Тициано схватил его за руку.
Лука отклонил приглашение остаться на ужин и сообщил Бьянки, что он уводит Карлу на вертолетную прогулку. Сестры, кроме Беатрис, визжали от восторга и зависти.
Тициано посмотрел на меня:
– Ты можешь остаться, Габриэль.
– Спасибо. Я буду рад, – ответил я.
Беатрис удивленно вскинула голову.
Лука взял Карлу за руку и вывел её из комнаты. Девушки пожелали ей приятного вечера и доброго пути.
Я подошел к столу и, к своему удовольствию, обнаружил, что единственное свободное место – рядом с Беатрис, поскольку Карла ушла. Я сел рядом с ней и подвинул свой стул ближе.
– Давно не виделись, Беатрис, – я положил руку ей на колено. Она подпрыгнула, и столовое серебро зазвенело на столе.
– Не так уж и давно, Пиноккио, – ответила она, пытаясь убрать мою руку, но я только крепче сжал её.
Тереза Бьянки поперхнулась вином, а Тициано подавился едой. Он похлопал себя по груди и сделал замечание своей дочери: