«Вы взяли у меня кровь, и теперь я не могу идти. Голова кружится. Возьмите меня на руки и донесите до комнаты», – категорично требовала я, когда он подходил ко мне, явно считая все это абсурдом.
«Не на спине, как животное, а на руках».
И после этих слов бесстыдно протягивала руки.
Однажды мне вообще не захотелось вставать после того, как он напился моей крови.
Белье на постели герцога такое мягкое, как бархат!
Я однажды поинтересовалась у служанки, почему так, и она ответила, что у него первоклассные одеяла, сотканные из самого лучшего меха, а каждый стежок тщательно вымерялся вручную.
Он уже начал просматривать документы, а я, повалявшись некоторое время, решила с ним заговорить:
«Я останусь спать здесь».
«Это неудобно».
«Тогда на диване».
«Но диван есть и в твоей спальне, верно?»
«Я не о себе. Ваше высочество, это вы будете спать на диване».
«Леди… – ответил он, грубо нацарапав свою подпись внизу документа. – Чему вас только учили в поместье барона?»
В этих словах слышалась критика моих манер.
Думал, я сдамся, беспокоясь о чести своей семьи? Прости, конечно, но они продали меня, так что их честь меня совершенно не волнует.
Я, сделав вид, что думаю, издала звук «хм…», а затем ответила:
«Как знать? Например, гостеприимно встречать гостей, прибывших в наши владения?»
Дав такой ответ, я сделала оборот вокруг себя на постели.
Ого! Даже после этого руки все еще не дотягиваются до ее края. Какая огромная!
Протянув руку, я схватила подушку с другой стороны. Прикосновение к ней напоминало ощущения, когда гладишь кролика.
Герцог бросил взгляд на меня, понял, что вставать я не собираюсь, вздохнул и ушел в кабинет.
Я планировала вернуться в комнату для гостей, как только утихнет головокружение, но, раз он так легко сдался, мне вообще расхотелось подниматься.
Я растянулась на огромной кровати, натянула на себя одеяло и безмятежно уснула.
Иногда я неожиданно врывалась в кабинет герцога и падала на диван. Благодаря этому я ближе познакомилась с людьми, которые приходили сюда по делам.
Например, старик-дворецкий, которому уже перевалило за восемьдесят. Он служил семье герцога с тех пор, когда герцог был еще ребенком.
Он был строгим и прямолинейным, но с женщинами обращался дружелюбно. Поэтому, когда служанки делали что-то, за что их могла отругать старшая горничная, они заранее шли к нему исповедоваться.