На втором листе – квитанция аренды автомобиля на два месяца. Автоцентр, в котором я должен был забрать машину, тоже находился в Лулео. Хотя бы здесь прослеживалась какая-то логика. В документе были указаны те же координаты для связи, что и в брони отеля.
Я бережно сложил бумаги и вернул их во внутренний карман куртки, плотно застегнув молнию. В конце концов, это мои единственные зацепки, и потерять их теперь было бы глупо. Какой бы абсурдной ни казалась ситуация, она начинала принимать робкие очертания. От этой мысли стало легче дышать. Оставалось узнать, какой сегодня день и каким ветром меня занесло в эти края.
Размышления прервал голос из громкоговорителя прямо над головой. Проводник объявил, что поезд прибывает на вокзал города Умео, где можно совершить пересадку до Лулео. Я не был силен в шведской географии, но примерно представлял себе Умео где-то на берегу Ботнического залива, на полпути от Стокгольма до финской границы. По моим подсчетам, это означало, что я успел проделать не одну сотню километров в северном направлении, ничего не заметив. Мир вокруг пошатнулся, к горлу подступила желчь.
Я вернулся в вагон и еще раз внимательно осмотрел свое место в надежде обнаружить хоть какой-то багаж. Пусто. Но на полу под креслом я нашел свой билет Стокгольм – Лулео. Бегло оглядев его, я удостоверился, что поезд покинул Стокгольм в семь утра двадцать шестого ноября. Выходит, в моем временном пространстве и впрямь образовалась дыра размером почти в неделю. От этой мысли паника окончательно вытеснила зарождающийся дух авантюризма.
Умео встретил меня пощечиной ледяного ветра. Скрывшись в здании вокзала, я без труда нашел на большом экране свой поезд – все, как в билете. Двумя строками ниже я увидел поезд на Стокгольм и заколебался. Я явно недооценил спектр чувств, которые могут одолеть человека, оказавшегося без привычной опоры, наедине с самим собой в незнакомом месте. Шум голосов и скрежет колес чемоданов разрывали тяжелый воздух. Мне стало страшно.
Зачем я принял это идиотское предложение? Неужели оно оказалось правдой? Часть меня хотела стремглав бежать обратно, а другая заставляла оставаться на месте, снова и снова прокручивая назад события последних месяцев, словно в замедленной съемке. Я понимал, что в какой бы поезд теперь ни сел, он все равно сойдет с рельсов и покатится в заданном направлении. Его траектория была предопределена в тот апрельский пятничный вечер, который навсегда изменил мою жизнь.