Под руководством Мелрона дни Лиры превратились в ритм учебы, практики и открытий. Утро начиналось рано, когда солнце отбрасывало пятнистый свет сквозь деревья. Она быстро обнаружила, что у нее есть дар – естественная склонность к магии, которая ощущалась не как обучение, а как воспоминание чего-то давно забытого. Ее руки, когда-то неуклюжие от неуверенности, стали устойчивыми, ее голос – уверенным, когда она овладевала сложным произношением заклинаний. Мелрон удивлялся ее пониманию даже самых сложных заклинаний, тех, на совершенствование которых у него ушли годы. Мелрон научил ее чувствовать жизненную силу в каждом живом существе – пульс дерева, песню ветра, сердцебиение самой земли. Он научил ее законам равновесия, важности ответственного владения властью и ужасным последствиям ее неправильного использования. Лира жадно впитывала его мудрость, ее ум был острым, а сердце – открытым. Вечера были временем размышлений, проведенных под звездами. Мелрон сидел рядом с ней, рассказывая истории о добрых магах и колдунах и давно минувших битвах, вплетая уроки в свои истории. Лира задавала бесчисленное количество вопросов, ее любопытство было безграничным, и Мелрон отвечал на каждый из них с терпением и заботой, побуждая ее думать самостоятельно и делать собственные выводы. За несколько недель она научилась вызывать пламя, чтобы освещать тьму, создавать защитные барьеры и даже залечивать небольшие раны теплом своих рук. Ее связь с магией вокруг нее углублялась с каждым заклинанием, каждой историей, каждым тихим моментом, проведенным за прослушиванием гула леса. Быстрое развитие Лиры поразило Мелрона, хотя он предостерег ее от излишней самоуверенности. «Магия – это не просто сила», – напомнил он ей. «Это ответственность, мост между видимым и невидимым. Ты должна владеть ею не для себя, а для блага всех». Она кивнула, понимая вес его слов, и поклялась чтить их. С каждым днем ее связь с Мелроном становилась крепче, ее навыки – отточенными, а ее сердце – решительнее. Лира больше не была просто любопытной девочкой на опушке леса; она становилась чем-то гораздо большим – магом, которому суждено было формировать будущее Ардении.
Мерлон был фигурой тихой мудрости, как могущественный маг и сострадательная душа, он нес свою репутацию легко, никогда не стремясь к почтению, которое ему оказывали другие. Его доброта была легендарной, распространяясь не только на людей Ардении, но и на иных существ и духов леса. Несмотря на его неизмеримую силу, величайшая сила Мерлона заключалась в его сердце. Он верил, что магия была не просто силой, которой нужно владеть, но даром, которым нужно делиться, мостом, соединяющим, а не разделяющим. Он держался со спокойным достоинством, говоря с обдуманным ритмом человека, который взвешивает каждое слово. Его смех, редкий, но теплый, был подобен солнечному свету, пробивающемуся сквозь пасмурный день, и одно его присутствие приносило утешение тем, кто имел честь стоять рядом с ним. Хотя мир часто пытался вознести его на пьедестал, Мерлон сопротивлялся такому обожанию. «Я всего лишь слуга леса», – говорил он, и его голос был таким же мягким, как ветер в листве. Однако для тех, кто его знал, он был гораздо большим – хранителем, учителем и символом надежды в мире, часто омраченной раздорами. Ибо внутри Мерлона горел огонь непоколебимой веры в доброту, которая все еще сохранялась в мире.