Как мне объяснить матери, почему мы все эти годы обещали приехать к ним, но между ними и отдыхом в Турции выбирали последний? Сказать, что всё это Наташа, а я, мол, ни при чём, заложник ситуации?.. Но разве не я бронировал номера в отеле, а по приезде первым делом не отправлялся на пляж плескаться в солёной воде и дышать одурманивающим морским воздухом?.. Каждый вопрос ложился на совесть непосильным грузом.
Из зала выбежала дочка. Маша была единственной из нас, сохраняющей радостную улыбку в силу четырёхлетнего возраста, оберегающего её психику от понимания происходящего. Она стояла и немного смущалась белоснежного локона, непокорно выбивающегося из-за уха и не желающего подчиняться движениям пухленькой ручки, тщетно пытающейся обратно его завести. Я взял Машу на руки и поцеловал – она словно и ждала этого. Дочь крепко обхватила мою шею и беспомощно повисла, находясь в таком положении около нескольких минут, – до того момента, пока мой взгляд не остановился на двери отцовского кабинета. Я поставил Машу на пол, а сам подошёл к двери.
Не хотелось заходить в кабинет отца… Изначально я был твёрдо уверен, что отец вылечится и опять сутки напролёт будет сидеть в кабинете, а теперь у меня сжималось сердце, – но я понимал, что рано или поздно это придётся сделать, и, проявив волевое усилие, открыл дверь.
Те же обои, не выдерживающие критики, ещё не осознав утраты хозяина, продолжали безмятежно висеть. Зеркала деревянного шкафа отражали солнечные лучи, а на большом массивном столе лежали учебники по физике, вызывавшие интерес у отца до последних дней жизни.
Я сел за стол и вытащил из ящиков папки, среди которых попалась ветхая тетрадь, недовольно выругавшаяся шелестом истрепанных листов, после того как я случайно уронил её на пол.
Разложив всё бумажное наследие по стопкам и решив про себя, что на сегодня хватит волокиты, я увидел всё ещё смиренно лежащую на паркете тетрадь, взял её, неторопливо открыв, и начал читать… пытаясь понять: откуда взялась здесь эта тетрадь?.. чья она?.. и кто эти люди, о которых в ней повествуется?..
Посвящается Леночке Воронцовой,
которую, надеюсь (знаю – не переубедите), увижу!
С почтением, уважением и признательностью,
С.Е.
2 сентября.
Здравствуй, Елена! В будущем – дорогая. Нужно, чтобы время прошло (для приличия). Предупреждаю сейчас, а то потом забуду и окажусь в неловком положении! Решил писать эту тетрадь для тебя (точнее – к тебе). Это не дневник и не исповедь. Не дневник, – отсутствие перечислений бытовых забот. Не исповедь – недостаток предельно сентиментальных формулировок. Назову это – мартиролог (то есть, повествование о пережитых страданиях). Краткость – сестра таланта, а сокращение – брат речевой бедности. Поэтому – то есть, а не т.е.! Я – поэт, страдание – второе имя. Всегда будет, о чём рассказать! Клянусь – использую всю мощь словарного запаса, очищу все резервы и погреба! Без крика – поэзии нет. Нет силы, способной вырвать талант наружу. Всё творчество – от боли! Посему считаю – название удачное. Хочу писать тебе в форме писем, не требующих ответа. Я сам – письмо, потерявшееся… Жанр – эпистолярный (для истории – как знать…).