– Все прошло замечательно! – заверила я.
– Я вижу, тебе легче. – Валькирия поставила передо мной чашку с кофе. – Видишь, я говорила, что тебе стоит пойти.
– Правильно говорила.
Я принялась за кофе. Валькирия смотрела на меня, ожидая, что я расскажу, как провела время, но я ничего не сказала. Да и что говорить? Что я встретила славного тебя и ты, как и я, оказался Марией, только у нас обоих не было черепов, зато был бренди из древнегреческих букв, свиристели и Ангел Божий, любезно развезший нас по домам? Мне не хотелось опошлять эту чудесную историю и запирать ее в тесные обрывочные фразы. Все равно они не были способны передать мои чувства. А что могло бы? Ничего. Ведь вокруг меня по-прежнему вилась мощная ограда.
Вскоре Валькирия ушла, а кофе, совершенно не интересуясь причинами, по которым его употребляет основная масса людей, вогнал меня в сон. Он давил на меня несколько часов кряду, пока наконец не выбил из меня дух и не отправил его скитаться по Темным Коридорам – когда-то излюбленное мое занятие, ныне – досадная накладка, не позволяющая как следует выспаться. Хорошо, что в этот раз у меня было довольно много времени. В коридорах, как обычно, не нашлось ничего интересного, но длительность сна компенсировала его тяжесть.
Я проснулась ранним вечером. Он встретил меня туманом, заливающим оконное стекло, и мутным человеческим силуэтом, замершим напротив подъезда с раскрытой книгой в руке. Словно заклинатель читал мистические формулы, призванные не то сгустить, не то рассеять туман: сложно было сказать наверняка, потому как никаких изменений в его плотности не наблюдалось.
Я неспешно приняла душ, как следует расчесалась, отсчитывая каждое движение расческой, потом придирчиво выбирала, что мне надеть. Любой бы решил, что результатом столь мучительных раздумий будет какой-нибудь сногсшибательный вечерний наряд, но я остановила свой выбор на синих джинсах и бордовом свитере с высоким воротником. Следующим пунктом сборов был макияж, и я потратила добрых десять минут только на то, чтобы подвести глаза. Затем последовало созерцание себя в зеркале, еще двадцать движений расческой, и, наконец, я обулась, небрежно накинула пальто, обмотала шею шарфом и вышла из дома.
Во мне зрела уверенность, что когда я приближусь к призрачному видению, оно окажется статуей, возведенной за время моего сна. Мало ли что успело произойти? Может, на нас напали троеградские войска и какой-то паренек, пожертвовав собой, на этом самом месте заслонил от пуль детей. Или он просто стоял напротив подъезда с книжкой, а в это время на него сверху упали обломки космического корабля – и насмерть: печальная причастность к освоению страной космоса. Или мой дом успел побыть оплотом сверхактивных студентов, впоследствии свершивших революцию в деле образования, и им установили такой вот памятник.