Бирм не стоил его гнева.
Однако посох в руке едва ощутимо задрожал. Альгерд медленно развернулся и посмотрел недобро на Бирма. Затем чуть опустил посох. Так что навершие смотрело теперь на мещанина.
– Вы настоящий мудрец, в отличие от зазнаек в колпаках! – сказал Бирм.
Смеяться он перестал, от былой радости не осталось ни следа. Альгерд опьянел от гнева, но слова Бирма отрезвили.
– В самом деле так думаете? – спросил он у мещанина.
– Говорю как на духу!
Альгерд вышел из дома и побрёл в сторону университета. Он корил себя за подобные приступы гнева. Ведь репутация всякий раз может пострадать из-за этого, а мещанина всё равно не проучить. Таких Бирмов мириады, он знал это.
Ветер кружил жёлтые и красные листья, небо затянулось серой пеленой. Укутываясь в плащ от промозглого ветра, Альгерд думал о том, что раздражают его вовсе не болваны, с которыми приходится иметь дело. Раздражает собственная слабость. Он переносит на мещан, стражников и мелких чиновников свой гнев, хотя лучше бы переносил его на змей из коллегии. Вот кто истинное зло!
Площадь перед Хенвальдом пустовала. Альгерду открыли двери, и он оказался вновь в высоких сводчатых залах. Слуга Фелана ожидал его. Шаги гулко отдавались эхом в коридорах университета, вскоре они достигли дверей аудиториума.
– Ваша мудрость, – обратился к нему мерным холодным, почти искусственным голосом слуга, которого коллегия отрядила Фелану из Диварда, – его мудрость Фелан просил передать вам, что он будет очень рад, если вы посетите его лекцию, коль придёте ко времени. Как видно, вы пришли ко времени.
Альгерду стало не по себе от этого слуги. Он не помнил его имени, но знал, что перед ним бывший волюнтарий. Утишённый.
Бедняге ввинтили в череп небольшую пластинку из про́клятого металла, авилмерилла. Альгерда пробрал холод при мысли о том, что глушащий проявления волюнтарийской силы металл, мерзкий вытягивающий жилы чародея металл, находится прямо в голове несчастного. Утишённые не могли взывать к Воле, чувства и мысли их притуплялись и жили они недолго. Они были живым примером для волюнтариев, идущих против коллегии и Империи. Своими бездвижными лицами, похожими на посмертные маски, своими холодными бесчувственными речами и потухшими взглядами, они напоминали Альгерду закоренелых преступников, которые всю жизнь проводят на каторге. Клеймо, выжженое на лбах, лицах и шеях таких безнадёжных служило знаком для опознания, знаком, устрашающим других потенциальных преступников. Авилмерилловая пластинка в черепе, пустой взгляд и размеренная речь бывшего чародея, теряющего последние проявления духа, должны были играть ту же роль.