Работой он строил стены, за которыми прятался от хаоса внутри себя. Он боялся, что, если остановится хоть на минуту, эта стена рухнет. И тогда его догонит то, от чего он бегал всю свою жизнь: пустота, боль, неуверенность в том, кто он и зачем всё это. Работа дарила ему чувство, что всё под контролем. Как будто, пока он занят, мир не рухнет. Но он знал – где-то глубоко, под всем этим слоем дел и обязанностей – работа не решает ничего. Она всего лишь задерживает момент встречи со своими мыслями.
Каждый раз, заканчивая новый проект, он чувствовал нарастающую встревоженность. Это было похоже на то, как если бы ты наконец починил сломанную вещь, но вдруг понял, что проблема не в этой вещи, а в её пользователе. Но вместо того, чтобы задать себе этот вопрос, он просто искал следующую задачу, следующий проект, следующую проблему, которую можно было разобрать и решить.
Решая чужие задачи, он, может быть, действительно отвлекался. Но ни разу так и не приблизился к своей.
И вот, сейчас что-то шло не так. В системе, которую они создали, было что-то болезненно знакомое. Она выглядела цельной, по-своему красивой, но внутри – модули, друг друга непонимающие, отказ синхронизации, скрытый конфликт.
И разве это не напоминало его самого?
Он чувствовал этот сбой как личную вину, как неудачную попытку соединить что-то, что изначально не было совместимо.
Роман вздохнул, провёл рукой по лицу и снова уставился в монитор. Снаружи темнело, и мир двигался дальше, но он знал, что останется здесь, пока не поймёт, где именно всё пошло не так.
Вернулся он поздно и рухнул в кровать, еле стащив с себя одежду. Он почему-то вспомнил недавний разговор в лифте с его новой соседкой и, не имея желания думать и вспоминать дальше, провалился в сон.
***
Роман, вообще-то, спал урывками. Его сон был похож на медленный вход в симуляцию: образы загружались медленно, сознание окутывалось туманом, но так и не проваливалось в полную глубину.
Он никогда не высыпался.
Ему снилась пустыня, но не та, что из песка и ветра, а скорее цифровая, как старая 3D-модель: слишком ровные горизонты, пронзительный, искусственный звон воздуха. В центре стоял город. Его стены были сделаны из линии песчинок, которые не осыпались, но вибрировали, как будто поддерживались каким-то незримым алгоритмом.