Несколько тысяч лет назад, до того как зачарованные острова было решено скрыть от остального мира, на острове Атидина располагался крупнейший на Архипелаге портовый город, защищенный высокой морской дамбой, – Иктус. Теперь же лежащий на юго-востоке Архипелага каменистый остров стал остановкой на пути в никуда, и его жители, в число которых входит Мэл, предпочитали, чтобы так оставалось и дальше. Время от времени к изрезанной линии берега приплывали стада гиппокампов, а к рыбакам подплывали русалки, наигрывая разные мелодии на сделанной из морского черенка[2] флейте. В остальном на Атидине земная жизнь шла своим чередом, а морская текла по привычному руслу.
Тем весенним утром Мэл отправилась за покупками. Пролетев часть пути над лесом, она оказалась у уступа, сойдя с которого можно было выйти к песчаному берегу, где часто швартуются лодки. В бухте как раз стояло одно ржавое парусное судно, на боку которого виднелись облупившиеся от времени и соленой воды буквы: «Мореход».
Порыв ветра растрепал волосы Мэл, и пряди упали ей на лицо, но она лишь взвизгнула от радости и бесшумно приземлилась на песок. На палубу «Морехода» вел трап, и Мэл тут же взбежала по нему.
«Мореход» явно не был местом, куда Мэл разрешалось ходить. Воспитанные дети вообще к нему не приближались. На паруснике продавали предметы, многие из которых не всегда были тем, чем казались на первый взгляд. Порой их вовсе нельзя было держать на борту из-за различных законов. Покупателей здесь частенько обманывали. Например, стоило разок потереть браслеты из чистого золота, как слой краски сходил, выдавая истинное – оловянное – происхождение изделия. А от купленного здесь крема для лица на коже могли появиться подозрительные пятна.
Но многие товары были подлинными, так что покупателей хватало. Сейчас здесь собралась минимум дюжина человек. Мэл спустилась в расположенную под палубой каюту. Помещение ломилось от выставленных на продажу предметов: они стояли на полках вдоль переборок и свисали из прикрепленных к потолку корзин и гамаков. Здесь была резная шкатулка, открывающаяся только при полной луне, и чайник из огнеупорной глины, в котором вода всегда оставалась горячей, – такие делали кое-где на островах. А вот кинжал, который, как гласила сделанная от руки надпись, мог разрезать что угодно на Архипелаге. На его этикетке чья-то рука старательно вывела большими буквами: «ГРИМУРНЫЙ КЛИНОК». Мэл тут же захотелось провести кончиком пальца по лезвию – такому тонкому, что казалось, оно тает в воздухе. Она уже протянула руку, но тут мужчина, огромный, как скала, с золотыми кольцами в ушах и шрамом от ожога на шее, подошел и принялся рассматривать кинжал. От него сильно несло выпивкой, и девочка постаралась незаметно просочиться вглубь каюты.