– Хватит! – кричит Мо, нахмурив рыжие брови. – Нельзя нам сейчас собачиться. Нужно успокоиться и подумать.
Люк и Драммер стоят, опустив глаза к полу.
– Мы все в одной лодке, – добавляет Мо.
– Если будем держать рот на замке, нас это не затронет, – киваю я. – Все будет в порядке.
– Но ведь погибли люди, – откашлявшись, замечает Вайолет. – Может быть, все же стоит признаться?
Мо вопросительно смотрит на меня. Драммер и Люк напряженно качают головами – теперь они вдруг оказались на одной стороне.
– Ну уж нет! – рявкает Люк.
– Ни за что, – добавляет Драммер.
– Так, ребята… – говорю я, обеими руками осторожно расправляя складки на покрывале. – Мы с Вайолет сразу же поехали в город. Так было правильно. Но если бы мы объявили, что сами устроили пожар, это не помогло бы его потушить. Мы ничего не выиграем, если признаемся. – У меня во рту вдруг пересыхает, и язык начинает ворочаться с трудом. – Если бы я думала, что это нам как-то поможет, я бы первая предложила: давайте всем расскажем. Но не поможет. Какой смысл рисковать сесть в тюрьму и пролететь мимо колледжа? Какая от этого кому-нибудь польза?
– Но мы же нечаянно, – лепечет Вайолет.
Я смотрю на нее в упор, надеясь, что до нее наконец дойдет.
– Ви, лесной пожар, пусть даже устроенный нечаянно, считается преступлением.
– Слушайтесь Ханну, – ворчит Люк, косясь в мою сторону, – она все знает.
Я выдыхаю и тру лоб. Моим друзьям не понравится моя речь, но я дочь шерифа, и мне нужно, чтобы Вайолет поняла: у нас охрененно большие проблемы.
– Это называется неумышленный поджог, Ви, и он может быть квалифицирован как проступок или как тяжкое преступление в зависимости от ущерба, нанесенного пожаром, и решения окружного прокурора. А вы двое – несовершеннолетние, – указываю я на Вайолет и Люка. – А это значит, что все штрафы – а они будут огромные – платить придется вашим родителям.
Мо кивает:
– Того пятнадцатилетнего парня, что устроил пожар в Игл-Крик, оштрафовали на тридцать шесть миллионов.
Вайолет вскидывает ладонь ко рту:
– Бабушка меня убьет!
– Ну, с моей-то нищей семейки они ни цента не получат, – мрачно ухмыляется Люк.
Драммер снова плюхается на кровать.
– Ханна права. Если мы всем расскажем, это никому не поможет, а если промолчим, то хуже вряд ли станет.
Я беру паузу, чтобы его слова дошли до всех, и через минуту, когда возражений не поступает, спрашиваю: