– Прости, – пробормотал он, глядя куда-то в сторону. – Я облажался.
Она ощутила, как сдавливает грудь от разочарования.
– Все в порядке, – ответила она.
Но оба понимали, что все не в порядке.
Она выждала в номере со смятой постелью, досчитав до двухсот, а потом вышла и закрыла за собой дверь. В вестибюле она узнала, что Дэвид не оплатил номер, как она предполагала, и пришлось рыться в сумочке в поисках тридцати фунтов наличными. Осознание, что он мог вынудить ее воспользоваться карточкой, платеж по которой было легко отследить, вызвало в ней жгучую обиду, которая ощущалась куда сильнее, чем боль между ног.
Проснувшись на следующий день, она впервые не увидела входящего письма с именем Дэвида – он обычно писал поздно вечером, когда его жена уже ложилась спать. Она сказала себе, что это ничего не значит.
Весь день она проверяла компьютер каждый час, заставляя себя не делать этого чаще. Ничего, снова ничего. И на следующий день, и на следующий. Она проживала эти дни, словно водолаз – медленно и неуклюже, чувствуя, как в душе нарастает страх. Она расплывчато отвечала Оливии и Эндрю, когда они спрашивали о детях, об ужине, о доме. Все было кончено. Она подвела его, и он исчез. Итак, что ей теперь делать? Зачем жить? Когда во второй половине четвертого дня зазвонил телефон, она вскочила и побежала: иногда он звонил, когда Эндрю днем не было дома. Но это оказалась Эйми, предложившая встретиться. Кейт согласилась. Пойдя в город, она могла пройти мимо телестудии. Может, случайно его встретит. Она положила трубку, злясь, что Дэвид довел ее до такого отчаяния.
Эйми опоздала. Это было не удивительно. В городе часто бывало трудно найти парковку. Кейт все это время маниакально думала о Дэвиде. А вдруг он никогда больше не позвонит? Неужели все действительно кончено? Этого не могло быть. Ей нужно было, чтобы этого не произошло. Когда приехала подруга, Кейт сразу поняла, что что-то не так. Эйми была мертвенно-бледна, руки тряслись, взгляд остекленевший и рассеянный. Она похудела с последней встречи с Кейт, ее лицо осунулось, а профиль стал похож на птичий.
– Эйми?
– Прости, – рассеянно ответила она.
Рассеянность была совсем не похожа на Эйми. Она всегда была решительной, даже если выбирать приходилось между плохими вариантами.
– Иди сюда, садись. Что случилось?