– Это же я – Лида! – между тем хрипло заныла сумасшедшая, дико вращая выпученными глазами. – Отдай!
– Да что ты заладила – отдай и отдай! – наконец, возмутилась я, когда первичное наваждение чуть спало. – Как я тебе отдам?
– Я убью тебя и отберу! – прохрипела она, с трудом приподнимая целлюлитные центнеры жировых складок над столом.
– Ну, ладно, предположим, убьешь, – с досадой вздохнула я, даже не попытавшись отойти в сторону. – А дальше что?
– Заберу своё тело… – безумная зло ощерилась, продемонстрировав гнилые пеньки зубов.
– Угу… это тоже понятно… меня убьешь, тело заберешь, – кивнула я, – а дальше-то что?
– Вселюсь в него, – уже более неуверенно заявила женщина, тряхнув сальными спутанными волосёнками, и вызывающе уставилась на меня.
– А как? – прищурилась я.
– Ну… – вопрос явно застал женщину врасплох, её маленькие глазки юрко забегали.
– А ты не думала, что, убив меня и получив труп, ты просто уничтожишь Лиду Горшкову навсегда? И, возможно, и сама сразу исчезнешь?
– Лида Горшкова – я! – прохрипело существо, но уже совсем неуверенно и робко.
– Кстати, а как ты попала в это тело? – мне было любопытно, поэтому я повернула разговор на другую тему. – И почему?
– Не помню, – по жирным щекам женщины побежали слёзы.
– А что помнишь?
– Что я попала сюда, в эту жирную тушу, – торопливой скороговоркой зашептала несчастная, боясь, что её не дослушают, – и с тех пор живу в этом уродском теле.
Она кивнула на меня и продолжила:
– Помню, старик… доктор вроде… одел на мою голову какой-то прибор, оно загудело… а потом я открыла глаза, и уже стала тут, – по её щекам опять побежали слёзы, она шумно высморкалась в полу замызганного халата. – Сперва я не могла владеть этим телом, лежала как овощ, только слюни пускала и под себя ссалась и сралась, потом потихоньку начала двигаться, даже стала сама кушать…
– Бедняга, – мне было жаль несчастную.
– Сейчас я уже научилась ходить, могу даже написать некоторые слова, – всхлипнула несчастная, – хотя больше каракули всё равно получаются…
– И ты всё время здесь? – сердце защемило, я вспомнила каллиграфический почерк Лидочки на старых документах, которые она вела до моего попадания.
– Не помню, не знаю, сколько… давно, наверное, – вздохнула она, утирая застиранным рукавом безразмерного халата слёзы, – у меня часто провалы в памяти… то помню, то не помню…