Ему откликнулся другой голос:
– А по мне, так здравая мысль, про пивоварню-то. Никому не запрещена достойная жизнь при попечении души.
Постепенно возникающий гул становился сильнее. Появились даже спорящие: одни встали на сторону нового епископа, другие говорили о необходимости духовных занятий и об удовлетворении только минимальных потребностей, что приветствуется в монастырской жизни.
– Братья! Не спорьте! – с мягкой улыбкой обратился к присутствующим отец Юлий.
– Я не хочу вводить что-то новое против вашей воли! Пусть те, кто считает возможным, больше времени посвятить физическому труду, займутся этим, а остальные пусть занимаются тем, чем и прежде! Собрание закончено. Прошу разойтись по своим делам. Останьтесь только те, кто согласен уделить чуть больше времени мирским делам.
***
– Вот так всё и началось, – вздохнул мой рассказчик.
Он помолчал, задумчиво глядя на развалины.
– Неужели такое незначительное разногласие привело к гибели аббатства! – удивилась я.
– Незначительное? Не скажите. Епископ разделил людей. Слаб человек. Даже когда он добровольно вступает на путь монашества, человеческие слабости ему не чужды, и не у всех хватает сил их победить. Ну, слушайте дальше.
Как говорят, разделивши монахов, епископ разделил и их материальное содержание. Он считал справедливым, что если монах приносит больше дохода аббатству: варит и продаёт пиво в округе, занимается другим трудом – то он в большей степени, чем другие, имеет права на этот доход. Больше заработал – лучше питаешься, добротнее и теплее одеваешься.
Получилось так, что работники в монастыре ходили в лучших одеждах, ели сытно и даже пили вино по праздникам, чем те монахи, которые занимались духовной работой: исповедовали, писали иконы, переписывали книги, несли службу в храме – и не приносили дохода.
В аббатстве появились раздельные столы с различными блюдами, различные по качеству одежды…
Зависть и обида – плохие советчики, начались ссоры и дрязги среди монахов.
И однажды в шуме очередной ссоры завязалась драка. Накопившаяся многомесячная обида вырвалась наружу, снеся всё на своём пути. Гвалт, крики, ругань и вдруг ужасный мужской вопль огласил монастырь. Все оцепенели. В мёртвой тишине было слышно, как бьётся муха в стекло окна…
Люди попятились к стенам. В центре зала на полу, неестественно вывернув голову, лежал мёртвый мужчина. Над ним стоял монах с искажённым от бешенства лицом и сжатыми кулаками.