Да, пусть я грязная уродка рядом с ними, они правы. Пусть мой отец предатель, а я никчёмное создание, у меня уже нет иллюзий, что они заблуждаются.
Но я не могу просить о любви. Даже об уважении.
Если только ползать на коленях?
Но я даже этого не могу.
Каждый раз, когда мне что-то нужно, приходится чуть ли не неделю уговаривать себя заговорить со свекровью или свёкром, прекрасно зная, какой ответ получу.
Я настолько никчёмная, что даже не умею попросить за себя.
Всё, что остаётся – смиренно нести свой крест. Такую дорогу избрал для меня Господь, и не мне сомневаться в его справедливости.
Зря бабушки врали мне про папу, зря говорили, что он был не виноват, что император сам заигрался с магией, а папа – просто козёл отпущения. Не нужно было меня щадить, нужно было всё рассказать, так я, хотя бы, была бы готова.
Дверь распахнулась, я машинально вытерла слёзы – так и не удалось сосредоточиться на вечерней молитве. Даже этого я теперь не могу.
– Ноешь? – экономка Совиных ворвалась в мою спальню. – Раскаялась, значит? Ну-ка вставай, мерзавка! – время перевалило за полночь, и госпожа Лазо, очевидно, фурией вылетела из своей постели. – Вставай, сказала!
Я послушалась.
– Что случилось? – с одной стороны, мне не привыкать: свекровь давно перестала даже смотреть в мою сторону, не то что разговаривать. Все сношения со мной она давно осуществляет через свою домоправительницу Луческу Лазо. То, что она вот так, среди ночи, орёт в моей спальне – это что-то новенькое.
– Где ты их дела? – она бросилась к моей кровати, начала перетряхивать постель. – Куда спрятала?
– Да что? – я уже начала чувствовать, что дело серьёзное, но всё же попыталась улыбнуться.
– Ты ещё и лыбишься? Смеёшься, паршивка?! А ну я тебя сейчас!
Она схватила меня за волосы!
Вот только что этими руками она комкала простынь, а теперь больно держит – я только и смогла пригнуться.
Закричала от боли.
– Как ты мне надоела! Неблагодарное животное! Такая же, как и все с твоей помойки! Ну, с меня хватит! Пошли-ка к хозяйке, пусть она, наконец, вышвырнет тебя на улицу!
Физическая боль сковала, не давала ни думать, ни делать, я только и пыталась как-то изловчиться, всякое-чего, чтобы волосы тянуло не так сильно, пока она тащила меня в парадное крыло дворца тетрарха.
Я что-то шептала, просила отпустить, но хватка от каждого моего звука только становилась сильнее. Когда она постучала в дверь спальни свекрови, я уже подвывала.