Поднимаюсь и топаю в детскую. Гульнара ушла, мы с сыном вдвоём.
Тихо открываю дверь и прохожу к кроватке, ступая по мягкому ковролину. Эмиль спит, раскинув ручки в стороны. Несколько секунд просто смотрю на него. Как же ты так получился, маленький мой? Свалился на меня и мир перевернул с головы на ноги. Без тебя словно и не то всё было.
Наклоняюсь ближе, осторожно глажу по животику, едва касаясь. Глаза распахиваются тут же, резко и широко, а на лицо ложится лёгкий отблеск удивления, радости и невероятного счастья. Мой ребёнок – любит меня безусловно, просто за то, что я есть и это то, ради чего я живу. Нежно улыбаюсь, что-то внутри крепнет и придаёт сил от переполняющей любви.
Перебираю мягкие, чёрные волосики на макушке и едва слышно шепчу:
– Здравствуй, мой мир…
Вывожу причудливые узоры на полях. Каждая закорючка, что-то, да значит. Вот эта, например, хвостатая, ворох дел, которые не заканчиваются, а вот эти маленькие – это зоны моей ответственности… Их в разы больше. Ещё есть два, практически невидимых штриха –робкая надежда на спокойствие. Робкая, потому что спокойствие, то единственное, чего у меня точно не будет. Как минимум, не в той жизни, где я решила стать матерью. Когда рождается ребёнок – беззаботная сказка, заканчивается в ту же самую секунду.
Та-да-м! Сюрпрайз – сюрпрайз….
У доски задумчиво вещает лектор, а мне скучно и смертельно сонно. Эмиль ворочался всю ночь, вроде бы ничего нового, но всё равно выносит. Иногда этот мальчишка доводит до трясучки и какой бы хорошей матерью мне не хотелось быть, злюсь всё равно. Я не идеальна, но стараюсь держать себя в рамках. Мы тоже с ним одни друг у друга, сколько бы людей вокруг не было. Вспоминаю как мама орала, как я ненавидела за это, пусть на краткий миг, но ненавидела очень остро, почти болезненно. Не хочу такого для сына, я хочу быть для него человеком, который его любит, а он это знает, чтобы не происходило. И при этом… сложно. Это как: взять новенький пластилин из пачки и собственными руками слепить шедевр, не обладая навыками и должной сноровкой. Учиться приходится по факту, второпях и сразу на оценку.
Меня никто не учил быть матерью, он просто родился, а я начала хапать необходимую информацию из всех источников разом, молниеносно определять настроение, улавливать возможные проблемы ещё до того, как они перерастут в какой-нибудь трындец. Девушки в двадцать этим не интересуются, а мне пришлось осваивать науку материнства усиленными темпами. Хотелось бы верить, что не плохо получается.