Конь его при этом высунул голову из картонки и громко, заразительно заржал, указывая на меня копытом. За ними летела карта, на которой был гроб, а из него, приоткрывая крышку, весело махали мне простынями с надписями: «На абордаж!» и «Не парься!» развесёлые призраки. Тоже мне армия фанатов! Ещё были «сад», «змея», «солнце» … Карты остановили кружение только тогда, когда я услышала голос Ленорман:
– Вас пригласили не просто так: у вас в руках выбор, – говорил этот голос. – Тяжёлый выбор и долгий путь. Знайте: чтобы победить, нужно быть не с сильнейшим; чтобы уцелеть, – не бояться взрывов; чтобы действовать с головой, – не отвергать безголового.
Звучало это приблизительно так же, как совет: «Белое не надевать, обтягивающее не носить», и очень смахивало на шутку. Я с интересом взглянула через лорнет на Ленорман, образ которой струился напротив меня, словно свечной чад. Гадалка, видимо, пребывала в трансе, о чём свидетельствовали закатившиеся глаза и лёгкие судороги, пробегавшие по лицу, впрочем, возможно, это была только иллюзия, возникавшая от колышущегося пламени свечей.
– А чтобы вернуться? – шёпотом спросила я.
– Вернуться… это, смотря куда…– прошептала Ленорман, словно выискивая что-то в грядущем своим невидящим взором, а потом снова улыбнулась одними губами и произнесла, вперив в меня белые закатившиеся глаза:
– Ты будешь на коне! Я вижу, как он уносит тебя в светлую даль, а люди улыбаются и смотрят вслед!
Мне почему-то вспомнился Чапаев и его слова: «Где должен быть в этом случае командир? Впереди на лихом коне!», а затем и Гоголь: «Какой же русский не любит быстрой езды?». Возможно, Ленорман сказала бы и ещё что-то оригинальное и ценное, но в дверь осторожно постучали, а потом голос лакея тихо произнёс:
– Мадемуазель, сюда приближаются кромешники! Их видели за два дома от нас.
Ленорман мгновенно превратилась в тёмную тень, словно забыв обо мне.
– Предупредите посетителей! – сказала она, метнувшись к окну, чтобы на мгновение просочиться сквозь плотные шторы, а потом пулей влететь обратно.
– Посетители уже расходятся, – доложил лакей.
– Вам тоже нужно уходить, Эжени-Кельвина, – с нотками сожаления в голосе сказала Ленорман. – Кромешники – это верные псы Хозяина Потустороннего Парижа, они забирают неугодных, чтобы пытать или бросить в Горнила. Когда идёт облава, я закрываю салон, и в него тогда никто не может проникнуть, но это достижимо только в том случае, если здесь нет посетителей.