Щедро навесив побольше лапши».
«Скажите, пожалуйста! Лапшист надушенный!» – подумала я, хотя в глубине души уже ощущала, что хочу побеседовать с этим некромантом, а газеты продолжали:
«Стар он, но борозду портить не будет,
К порче пригоднее всё-таки люди.
Оченно их ему видеть охота,
Ажно с утра разразилась икота!
Видно, настала общенья пора,
Раз к нему тяга так бьёт из нутра!»
– Кто автор этой заметки? – спросила я, усмехаясь её вызывающему зубасто-ироническому стилю и прозрачным намёкам.
– Автор пожелал остаться «иксом»! – сообщил мне шелестящий листок.
– Как это «иксом»? – удивилась я.
– Очень просто! – конспиративным шёпотом пояснила Жюли. – «Икс» – это неизвестное!
Хмыкнув, я вооружилась лорнетом и ещё раз прочитала послание. Подписи не было. Действительно, мусьё «икс». Вместо подписи у самой кромки мятого листа значился адрес, дословно звучавший как «Рю де Муве Гарсон, 13» («улица Плохих Мальчиков, 13»), и время – естественно, 13:13. Что бы это значило?! Этот старый конь, Люрор де Куку, который, по его же словам, борозды не портит (но и глубоко не пашет, как гласит русская пословица), догадался обо всём и забил мне стрелку таким эффектным образом, потому что не знал, где я нахожусь?! В этом послании мне виделась завуалированная угроза, дескать, если я не явлюсь по адресу, то порча! Ведь раз я смогла заставить его икать, то страшно представить, что может сделать он мне в ответ!
– Не может быть и речи! Ты туда не пойдёшь ни с провожатыми, ни в одиночку! – пробасил Шарман, после того, как раза три пробежал глазами послание.
О нём супругу успела растрезвонить Жюли – возможно, за это её и звали «шарманкой»: как заведётся, не остановишь.
– Но почему?! – не отступила я, потому что мне уже накрепко втемяшилось в голову сходить на улицу Плохих Мальчиков.
– Мадемуазель не знает, что такое некромант, и, особенно некромант с Почётной Грамотой Бессмертия! – мрачно сказал Шарман. – Мало ей того, что он сделал с Базилем, с принцем и со всеми нами. Она, видимо, желает сама угодить в его гербарий!
– Какой гербарий?! – пробормотала я, и мне живо вспомнились засушенные розы, замершие в вазонах.
– Это тебе пусть алхимик расскажет, он всё рвался с тобой беседы беседовать, а мне недосуг, – недовольно проворчал Шарман и, ничего не объяснив, махнул рукой куда-то в тёмный угол и ушёл в соседнюю комнату.