Способность брать от природы как наблюдения, как и реальные осязаемости, развилась во мне за время жизни в доме чрезвычайно. Тут и там выкапываю на дальних опушках рябину да сирень, сосенки да многолетние травы. Недавний поход за двумя вёдрами папоротников запомнился. Всю эту бесплатную радость природы я пересаживаю вокруг себя, обозначая границы своего мира. Вот они, шахматные порядки крыжовника и смородины, калины, обозначающие место, с которого я не люблю людей особенно сильно. Черту, пересекая которую, всякая человечная тварь рискует. Моя зелёная красная линия. Линия, за которой мой не обращённый на определённого мизантропизм, становится прицелом и полётом снаряда требюшета. Я с каждым месяцем плотнее и гуще присаживаю унесенное из леса, вокруг ранее воздвигнутого забора и с его внутренней стороны. Цветы с пчёлами, розовые шипы, игольчатая хвоя, терновый куст и глубокая канава. Какой вам ещё нужен знак, людовеки, чтобы не приходить сюда? Что ещё я должен посадить вокруг своего дома чтобы вы не приносили листовки для голосования, не побирались консервными банками для блиндажных свечей и не крестили меня к празднику чьей-то уважаемой матери. При взгляде с дороги, каждый слабовидящий и туго соображающий определит, что дом мой не приветствует гостей. В нём довольны плющом и виноградом, изгородью и рвом, всегда закрытыми воротами и не выглядывающими за пределы участка лучами ламп. Всё внутрь. Всё для себя. И пусть Пёс – самый добрый и дружественный на свете – гостям этого не узнать. Гостям виден лишь его волчий оскал и размер. Необразованным невладельцам собак, мой Пёс сгодится как преграда, как ещё один биоаналог забора. Непонимающие кто друг, кто нет, они такие чужие мне. Оставайтесь там. Вне. За. Шагайте мимо. Стойте спиной. Мы чужие и тому рад. Будет новая весна и я привезу из леса новый ряд ёлок. Их аромат – не валериана, но оба мои собственные и я с ними, и без вас.