В гостиную вплывает павой девушка. Пудра, румяна, вся фигня и… фингал под левым глазом.
– Кто бил? – удивленно спрашиваю я.
– Батя разуму поучил, – вздыхает девица. – Прости, Алексей Алексеевич, дуру. Не ведала я по малолетству своему, чего мужчине надобно.
– Прощаю, – смутившись, торопливо говорю я. – Вон вишь картоху в мешке?
– Это ж чертово яблоко! – восклицает девица.
– Во-о-от! Берешь, отрезаешь ножиком ростки и сажаешь их в землю.
После того как я объяснил девке все премудрости посадки картофеля, та ушла на огород вкалывать. Зову Тимоху. Морда у него помятая. Бухал вчера?
– Болеешь? – без сочувствия спрашиваю я. – Похмелить?
– Да я уже того… , – машет рукой Адам-Тимоха.
– Чё там у тебя дома? – интересуюсь я.
– Ой, да все хорошо. Жена вокруг меня летала бабочкой, хоть и брюхатая. Оно и понятно – столько добра в дом приволок. Дети сытые – пирогов твоих объелись. Спасибо, барин, – с явной издёвкой отвечает он, поклонившись мне в пояс.
Но мне сейчас не до его подколок. Я настроен решительно.
– Короче, Ара, бери бумагу, перья и за работу! Каждый дом обойди. Нужно знать, какой скот в каждом дворе, сколько птицы и какой, состав семьи, в чём нуждаются, чем занимаются. Сегодня деревню обходишь, а завтра по хуторам пойдёшь. Денег у меня мало, но чтобы с голоду подыхали мои пейзане – не хочу этого.
– А денег мне дашь? – спрашивает ушлый попаданец. – На овец?
– Дам рублей сорок, – киваю я.
Тимоха уходит, а я решаю обойти дом, посмотреть, что у меня там в комнатах имеется. Окромя моей, в барском крыле есть ещё три комнаты: отца, матери и для гостей. Начал с гостевой. Вижу две аккуратно заправленные кровати, зеркало в полный рост, скромный комод. В комоде нашлось немного вещей: свечи, маленький молитвенник, два стакана и ножик. В нижнем ящике – бельё. И всё! Ничего интересного.
Перехожу в мамину комнату. Здесь чуть больше роскоши: кровать с балдахином, тяжёлые шторы, два стола, комод – близнец гостевого. На резном столике стоит фигурка ангелочка, рядом письменный набор (вот где ещё чернила есть!), салфетки, скорее всего, маминой работы, и два маленьких портретика: батин и мой. На нем я, как настоящий ангелочек!
Открываю комод и аж подпрыгиваю от неожиданности!
Сначала я подумал, что в комоде лежит фаллоимитатор – уж больно форма была подходящая. Но, приглядевшись, понял, что это моржовый клык. Хотя, честно говоря, и для непотребных целей сгодился бы. Внутри комода – тряпки, одежда, полотенца и прочая мелочёвка. Вот серебряный крестик – непонятно чей, ведь хоронят-то нынче с ним. Ещё нашёл что-то с кружевами, но брать побрезговал. В глубине ящика попались мамины записи. Почерк у неё красивый, округлый, но чертовски сложный для понимания. «Казённый сбор – два рубля с души», – только и смог разобрать. Это я должен платить, или мне? Наверное, я. Лежит и список двухгодичной давности, по которому вижу, что душ было сто семь, а сейчас – девяносто девять. Надо бы Тимоху дождаться, разобраться.