Обвиняемого усадили на жесткий стул с высокой спинкой и приковали по рукам и ногам к подлокотникам и ножкам.
Илай тоскливо огляделся, но посмотреть себе за спину не имел никакой возможности. Тут его внимание привлек странный предмет, что громоздился на кафедре прямо перед носом судьи – то была объемистая золоченая шкатулка, густо украшенная финифтью и глазурью. Пальцы судьи то и дело бегали по столешнице, норовя коснуться ее, словно в предвкушении.
– Начнем же! – провозгласил судья в парике и сделал жест в сторону исправника.
Тот только того и ждал. Резво выпрямился и тряхнул бумагами, зажатыми в кулаке.
– Сего дня, девятого светозаря тысяча семьсот сорок пятого года от великого исхода, рассматривается дело поганого осквернителя памяти предков Великого княжества Белоборского, предрешившего остаться неназванным…
– Сударь, позвольте опротестовать! – подал голос Илай. – Я назвал се…
– Молчать, недостойный! – яростно прошипел исправник, едва не падая грудью на свой стол, точно хищный ящер. – Ты не осмелился означить ни семейного, ни отческого имени, укрываясь от наказания!
– Фамилии у меня нет, – упорствовал обвиняемый, – только звание. А отец у нас, геммов, в пачпортах один – Диамант! Потому я и есть Янтарь Илай Диамантович.
– Ложь! – Глаза исправника сузились, превратившись в темные щели. – У Великого Диаманта не может быть недостойного сына. Еретик!
– Полноте, Говран Бодюлевич, – вальяжно помахал холеной ладошкой судья. – Мы рассматриваем дело об осквернении, а завтра можем и ересь разобрать.
Илай едва не задохнулся. Ересь? Да как они смеют брать на себя такое!
«Ну ничего, раз они законов не знают, у меня есть шанс», – решил он.
– И то правда, Касьян Степанович, – неожиданно покладисто согласился исправник. – Так, зачитаю состав преступления. – Он откашлялся и уткнул острый нос в бумаги: – Безродный бродяга Илай, будучи мертвецки пьяным, осквернил мочеиспусканием статую прародительницы княжеского рода Милорадовых, Рогнеды, что на Большой площади. Был пойман с поличным. Осуществлял оскорбительные телодвижения в адрес исполнителей власти. Бранился и угрожал, оказывал сопротивление. Городового Лукьяна Фуфырина ударил в нос…
– Ложь! – выпалил Илай. – Никакого сопротивления я не…
– Молчать! – брызнул слюной Говран Бодюлевич.
Краем глаза Янтарь заметил мелкую дрожь на кафедре перед судьей. Сначала ему показалось, что дрожал сам высокопоставленный чиновник, но мигом позже он осознал – тряслась ажурная шкатулка с финифтью и глазурью.