Последний пассаж Лес не понял, а потому пропустил мимо ушей.
– Все, немедленно отправляйтесь в Забродье. Господин городничий уже неделю требует разобраться, а над тем сам губернатор стоит! Перспективный промысел страдает, скоро все на воздух взлетит! Бегом и с песней!
Полицмейстер шлепнул на стол бумажку с ордером и адресом.
– И пока не разберетесь – никакого вам жалованья, – бросил он напоследок и погрозил пальцем.
На крыльцо они выкатились так, будто их выпроводили пинками. Норма прижимала к груди кулаки с зажатой в них бумажкой к груди.
– Похоже, все серьезно, – округлила она синие глаза. – Промысел, взрыв! Губернатор!..
– Хэ-э, – протянул Лес и закинул обе руки за голову. – Держу пари, пужают больше. Но служба есть служба, так что едем. Ты как, хочешь еще раз на Фундуке? Он пока не против.
– Нет, – Норма улыбнулась как-то напряженно, – ты давай на кошкане, а я лошадку возьму, так сподручнее.
Спустя час с небольшим они оказались в указанном месте. И это было полбеды.
– Святые серафимы! – воскликнула Норма, закрывая лицо.
– Да, благоухание небесное, – крякнул Лес придушенно и слез с Фундука. Если б он знал, что будет так, оставил бы зверя на конюшне, но, с другой стороны, он поклялся ему, что больше никогда и ни за что не оставит одного. И вот теперь кошкан яростно тер морду лапой.
Перед ними оказалось каменное здание, на вид совсем новое, с двумя кирпичными высокими трубами. Располагалось оно в промысловом районе Забродья, среди прочих мануфактур, но на самом его краю, так что отсюда отлично был виден главный собор, где жил сам Диамант и собирались его приближенные – глиптики.
Над дверью красовалась надпись крупными буквами: «Спичечная мануфактура Чемерициных», а ниже чуть помельче: «Огонь в каждый карман».
Лес призадумался, хотя мыслить мешала безднова вонь: «И на кой мне огонь в кармане?»
– Придется терпеть, – шмыгнула Норма и вытянула руки вдоль тела. – Мы не можем подвести Петра Архипыча!
И они вместе зашли в каменное здание.
Положение стало еще хуже. Внутри, несмотря на распахнутые окна, стоял едкий пар, от которого тут же навернулись слезы. Из-за чего редкие работницы мануфактуры с косынками на головах и обвязанными вокруг лиц тряпками казались неупокоенными душами на стылом болоте.
– Кто таковы? – подскочила к ним немолодая женщина. Из-за повязки ее голос звучал глухо. – А, сыскные. Это вам наверх, к хозяйке. Давно пора, – пробурчала она, отвернувшись и уже ни к кому не обращаясь. – Бродят где-то, а до нас никакого дела нет! Сколько можно… Беззаконие.