– Что угодно.
– Не надо завтра трогать Оливера.
Джейк замолкает и делает глубокий вздох.
– Ты просишь невозможное, Микаэла.
– Я не готова говорить о правых и виноватых, это уже случилось. Я была там, я хотела этого, я совершила ошибку. Просто хочу взять завтра перерыв и подумать обо всем, но не смогу делать это, без остановки переживая за то, что ты покалечишь Оливера. Сначала Пайпер с чертовой вечеринкой, слезы мамы, мысли о переводе в другую школу, следом сегодняшний вечер – слишком много драмы за один уикенд, я устала, Джейк. Очень сильно устала.
На последней фразе мой голос срывается.
– Хорошо, обещаю тебе, что не трону его завтра.
– Не только завтра, а вообще.
– Давай остановимся на завтра.
Выиграть в этом разговоре хотя бы завтрашний день – уже победа. Меня пугает мысль о том, что разговор завершится, и я снова останусь наедине с тишиной.
– Что делаешь? – спрашиваю я, глядя на коробки с кедами, которые Джейк подарил мне на день рождения. И зачем я только вышла сегодня из дома?
– Собираюсь смотреть все части «Очень страшного кино», ты со мной?
– Даже первую? – Посмотрев на ноутбук на столе, хочу подняться за ним, но не нахожу в себе сил. – Ты ведь только сегодня ее смотрел.
– Я проговорил весь фильм с Ником, а знаешь почему?
– Почему?
– Потому что я ненавижу этот гребаный фильм. Почему ты не могла выбрать фаворитом хорошую черную комедию, «Убойные каникулы» к примеру?
Его слова заставляют меня усмехнуться.
– Одновременный просмотр отменяется, но я всегда готова послушать вместе с тобой.
Джейк включает фильм и прибавляет звук, а я спокойно могу представить кадры в голове, потому что знаю все части наизусть.
– И тут я якобы должен смеяться? – говорит он после шутки про порножурнал и сороковую страницу.
– Боже, не думала, что ты вырастешь таким занудой.
Джейк смеется, а я прикрываю глаза и с легкостью могу представить, что он сидит рядом.
Я еще ни разу не видела, чтобы кто-то так сильно ненавидел старую бестолковую комедию, но Джейк Элфорд умудряется комментировать каждый кадр, а может он просто пытается отвлечь меня и заполнить пугающую тишину, не знаю. Только знаю, что он смотрит другое кино: картины Скорсезе, Тарантино и Нолана, конечно, после такого смотреть нечто с глупым и пошлым юмором наверняка является для него пыткой.
– Пойду за колой, но на паузу нажимать не буду, – говорит он, и звук телевизора становится тише. – Слушай, Рамирес, я не против пошлости, но там все шутки ниже пояса, а ты была совсем мелкой, когда смотрела это.