От друзей Юнга я знал, что он человек твердых решений. Он обдумывает и взвешивает проблему внимательно, не торопясь, и ответ, который он дает, обычно является окончательным. Я вернулся в Лондон весьма разочарованный и уверовавший в то, что отказ Юнга завершил все мероприятие. Возможно, так бы оно и было, если бы не два вмешавшихся обстоятельства, предвидеть которые я не мог.
Первым стало упорство Фогеса, настоявшего на том, что следует предпринять еще одну попытку уговорить Юнга, прежде чем смириться с окончательным провалом всего начинания. Другим оказалось событие, до сих пор удивляющее меня всякий раз, когда я оглядываюсь на этот период своего прошлого.
Как я уже говорил, телевизионная передача прошла успешно. Она принесла Юнгу огромное количество писем от самых разных людей, в большинстве своем обычных людей, не имевших ни медицинской, ни психологической подготовки, на которых внешний облик, юмор, скромное обаяние этого великого человека произвели сильное впечатление. Эти люди увидели в его взглядах на жизнь и человеческую личность нечто такое, что могло им помочь. И Юнг несказанно радовался не столько получению самих писем (его почта во все времена была достаточно обширной), сколько получению их от людей, которые в обычных обстоятельствах не смогли бы найти с ним никакого контакта.
Именно тогда ему приснился весьма знаменательный сон. (Прочитав книгу, вы поймете, насколько это может оказаться важным). Ему приснилось, что он находится не в своем кабинете, где ведет беседы с известными докторами и психиатрами, съезжавшимися к нему со всего света, а в каком-то общественном месте и обращается к огромному множеству людей, которые слушают его с жадным вниманием и ПОНИМАЮТ ВСЁ, ЧТО ОН ГОВОРИТ…
Когда через неделю-другую Фогес повторил просьбу о том, чтобы Юнг создал книгу не для философов или врачей-клиницистов, а для широкой публики, Юнг дал себя уговорить. Правда, он выставил два условия. Первое – книга будет написана им совместно с группой его ближайших последователей, с помощью которых он пытался воплотить в жизнь свои идеи и методы. Второе – то, что мне поручается задача координации работы и разрешения всех проблем, могущих возникнуть между авторами и издателем.
Дабы читателю не показалось, что мое введение выходит за пределы разумной скромности, хочу тут же сообщить, что я был весьма признателен за второе условие, хотя и с некоторой оговоркой. Весьма скоро я понял главную причину, по которой выбор Юнга пал на меня. Он рассматривал меня как человека разумного, но далеко не исключительного, интеллектуального, но без какого-либо серьезного знания психологии. Юнг видел во мне «среднего читателя» данной книги; то, что мог понять я, было бы понятно и всем остальным, все то, что отпугивало своей непривычностью, могло показаться неясным и трудным и для других. Мало обрадованный подобной оценкой своей роли, я тем не менее скрупулезно настаивал (порой, возможно, к большому раздражению соавторов) на том, чтобы каждый параграф был написан и – если это требовалось – переписан до такой степени ясности, которая позволяла бы мне сказать с уверенностью, что книга всецело обращена к широкому читателю и сложные темы, поднимаемые в ней, раскрыты с предельной и впечатляющей простотой.