– Расслабел? Терпи, брат. Вода из родничка исцелит. Она там через крест проистекает. Так сотворил предыдущий настоятель отец Аполлинарий.
Матвей превозмог себя и двинулся в путь, а Ефим продолжал посвящать спутника в глубины жизни обители.
– Он прибыл, сказывали братья, из Глинской Богородицкой пустыни и возведён был в чин игумена епархиальным владыкой. И человек-то был искушённый тяжким опытом иноческой жизни. В особенности он упрочил годовой круг богослужения.3
Матвей чутко внимал монотонной речи послушника Ефима, ему особенно стал интересен порядок молитвенных служб. Матвей остановился, взяв Ефима за плечо.
– Сказывай про службы.
От такой напористой неожиданности Матвея Ефим отскочил в сторону и предупредил:
– Ты впредь так не делай. Бесовское это дело. Испугал меня. Хоть я и не из пужливых, бывалый моряк, рекрутскую повинность отбывал…
– Не буду, – ответил Матвей твёрдо, а самому стало интересно, что же могло привезти Ефима в монастырь к братьям, какая же жизнь была у него в миру. Правда, расспрашивать не стал.
– У нас утреня начинается в полночь. В пять часов утра следует акафист. А вот литургия читается в восемь часов. Скоро вечерня, в пять, а повечерие в восемь. Под воскресные и праздничные дни творится всенощная, и такое знаменное пение звучит, аж душа возносится высоко, к самим ангелам небесным.
Матвей, услышав про песнопение, вспомнил добрую матушку Евдокию, сопроводившую сюда. Ведь она говорила, что певчая. Услышал внутри себя это пение, будто наяву, и тут же свет Божий снизошёл на него с такой силой, что Матвей увидел всю округу монастыря так явственно, словно совсем зрячий, как настоящие видящие люди, а может быть, в более пронзительных и свежих окрасах с неким божественным свечением, что зрячим-то это и не дано. Такое с ним происходило иногда, но об этом он никому не ведал. Его посещало состояние тихого восторга. И тогда ему открывалось особое зрение.
Матвей остановился и замер в блаженстве от внутреннего ощущения красоты округи. Среди степного Оренбуржья такой оазис природной благодати: и лес тебе, и гора, и воды, и роднички, и цветы, и ягоды, в озере карасики. Вот поистине райский уголок…
Матвея в реальность вернул хриплый голос Ефима:
– Отец Аполлинарий, сказывали, из губернии харьковских мещан.
Дабы Ефим не заметил такого редкостного состояния Матвея, он спешно подключился к разговору, но в мыслях себя тут же осёк: «Ох, уж соблазнился красотой земной, а ведь всё божье творение…»