Автобус выгрузил его на остановке посреди заснеженной аллеи. Когда автобус скрылся, Кевин понял, что не знает обратного расписания.
Он пошел туда, где, как ему казалось, должен быть центр деревни-жемчужины Кясму. Быстро темнело. Людей не наблюдалось. Из вещей у него были только рюкзак и штатив. Руки замерзли. Уши тоже.
Наконец показались низкие строения. Минут через двадцать он вышел на площадь. Трехэтажное здание с надписью «Отель» выглядело нежилым. Все остальное – ему под стать. Фонари освещали снег, где-то сбоку вдали, по-видимому, была вода залива. Кевин замер. Он смутно представлял себе что-то типа лыжного курорта с уютно работающими барами, а это было чужое, мертвое и сонное место. Противно заныли колени.
Он раскрыл путеводитель и подсветил его фонариком смартфона, заряда в котором осталось вполовину. В качестве заведений питания там значились ресторан отеля «Кясму» – здания-мертвеца, перед которым он сейчас стоял, – ресторан «Эстонская роза» по некоему адресу, который ничего ему не говорил, и бар «У воды». Кевин решил найти сначала воду, а потом бар или «Розу» – Кясму не могла быть большой.
Свободную от штатива руку он сунул в карман и побрел по единственной асфальтированной дороге. Здесь не было ясных направлений. В нескольких частных домах горели окна. Проехал грузовик с фургоном. Минут за семь Кевин достиг воды. Мимо него прошел парень, похожий на привидение. Бара не было, ресторана тоже не наблюдалось. Изо рта вырвалось облачко пара.
Кевин развернулся и зашагал назад. Были бы силы, вероятно, стоило бы вернуться к остановке, где его высадил автобус, и ждать обратного рейса. Половина девятого вечера. Темень. Вот Джефф четко полагал путешествия пустой тратой нервной энергии. Теперь Кевин его понимал.
На Новый год Барбара подарила ему ту самую льняную рубашку цвета какао. Они обсуждали предстоящее турне по европейским водам. Барбара предложила ему выучить несколько слов на русском, шведском и итальянском. Потом сказала, что Кевину нужен новый агент. И что едут они главным образом ради него – что он застоялся и должен открыться новым энергиям. Вероятно, она была права. Он пытался повторить успех выставки с парусником и сделал проект «Девяносто три груши» с картинками разных груш, лежащих на молочном фоне раковины в его мастерской. Затем «Четыре месяца закатов». Некоторые закаты были потрясающие, карточки расходились, но все же этого было мало.