– Да вот мог бы, втемяшил себе в голову… Я-то почему знаю ещё? Нина сильная была, но без слёз-то всё одно никак, так она мне душу-то и раскрывала. Нечасто, но бывало, да! Так вот…
Хлопнула дверь, и Люда в три шага поднялась по ступенькам.
– Уф! Ну вот и я! – бодро сказала она, – Вы не сильно-то продвинулись! – она окинула взглядом Тихона с фотографией и бабку в одном сапоге. – Болтаете, значит?
Старуха поджала губы и стала стаскивать с себя второй сапог. Тихону стало неловко.
– Давайте, помогу, – Тихон положил фотографию на стол и кинулся стаскивать сапог с Майиной ноги. Управился он быстро, и, выпрямившись с сапогом в руках, чуть не налетел на Люду. – Вот! – пробормотал он и почувствовал, как покраснели щёки.
– Спасибо, Тихон! – Людмила отступила на шаг и взяла из его рук сапог. – Дальше мы сами, – и, увидев его замешательство, многозначительно добавила: – тебе там тоже есть, кого уложить!
– Бабуль, спать-то не пора? – она наклонилась к Майе.
– Пора, внучка. Мы тут Ниночку вспомнили, какая она золотая была, сколько всего на её долюшку выпало… – старуха зевнула, а Тихон поразился, как смиренно и даже по-детски говорила с Людой эта суровая женщина.
– Ну я пошёл тогда… – сказал Тихон и вдруг вспомнил про фотографию, – Баба Майя, можно я одолжу эту фотку?
– С возвратом! – проскрипела Майя. Тихон сунул фото в карман и помог ей подняться, подхватив с одной стороны.
– Всё-всё, дальше сами! – ещё раз повторила Людмила, – спасибо за помощь!
– Да… Тебе спасибо! Доброй ночи!
– Увидимся!
Вернувшись в дом, Тихон обнаружил, что все уже разошлись, а за занавеской вовсю храпит отец. Вечером он не заметил маленький потёртый горчичного цвета диван в углу избы, но теперь увидел, что он застелен чистой постелью. На диванчике, явно коротком, лежала пара подушек и огромное пуховое одеяло. Мысленно поблагодарив Галю, он разделся, нашёл выключатель, чтобы погасить свет и лёг.
Постель была теплая, но отсыревшая. Как ни старался Тихон, он долго не мог принять хоть сколько-нибудь удобное положение и вытянуть ноги. Все суставы его ныли, а стоило закрыть глаза – голова начинала бешено кружиться. Ворочаясь, он думал о Нине, о внезапно выжившем прадеде, похоронах, словах отца, Люде… Затуманенный мозг его пытался соединить всё новое воедино, старался понять, что же произошло в том далеком сорок втором году, из-за чего же сейчас Тихон лишился привычной ему жизни и семьи.