Как уже было упомянуто, со сформировавшейся в Средние века христианско-церковной точки зрения тело представлялось вместилищем греха или даже самим дьяволом.
На протяжении столетий философия практически не уделяла внимания феномену «воплощения», однако в последнее время она делает это все больше.
Психоанализ легитимировал укорененную в теле инстинктивность как то, что служит сохранению жизни, и как элемент душевного здоровья. Гуманистическая психология признает его как хранилище воспоминаний и внутреннюю мудрость. В системно-конструктивистских методах оно выступает «сенсором», источником интуиции или «партнером с не подлежащими обсуждению условиями», как это сформулировал Гунтер Шмидт; а в феноменологически-системной психотерапии оно представляет собой важный «инструмент системного восприятия».
Параллельно с этим в философии, благодаря Мерло-Понти, мы познакомились с «друг-в-другостью» мира, тела и «я».
Современный философ Гернот Бёме обращает наше внимание на другой аспект феномена воплощения: он говорит о теле как о «природе, которой являемся мы сами» (Böhme 1992, с. 77 и след.). Родственные мысли звучат у Мерло-Понти, например, в таких сентенциях, как: «Собственное тело занимает в мире то же место, что и сердце в организме» (Merleau-Ponty 1966, с. 239 цит. в пер. с фр. под ред. И.С. Вдовиной, С.Л. Фокина).
В одном интервью, где его спрашивали про «порядок», Берт Хеллингер также указал на этот аспект: «Порядок представляет собой нечто заданное. Так, дерево растет в соответствии с определенным порядком. Оно не может выпасть из этого порядка, или это было бы уже не дерево. Так и человек развивается согласно порядку. Этот порядок нам задан» (Hellinger 1998).
Таким образом, с точки зрения семейной расстановки тело оказывается еще и выразителем естественного порядка, которому равно подчинены люди, животные и растения. Таким образом, оно одновременно и инструмент восприятия, и выразитель воспринятого. Это означает, что в отношениях с телом обнаруживается базовая структура человеческого существования: оно является наблюдателем, от которого невозможно отделить наблюдаемое; а что есть тело, что есть наблюдатель, что есть это наблюдаемое без – меня?
Благодаря семейной расстановке мы на собственном опыте убеждаемся в том, что наше тело – не ограниченная в себе единица, но что оно тесно вплетено в надличностный процесс жизни. С другой же стороны сохраняется опыт разъединенности в границах собственной кожи. Он побуждает нас к личному ответу на нашу судьбу. Таким образом, в воплощении мы переживаем опыт надличностной соединенности одновременно с задачей найти личный жизненный путь, идти по нему дальше и отвечать за последствия своих действий – покуда мы принадлежим к «сообществу тех, кто в теле».