Старик, расслабившись от крепкого банного жара и горького табака, довольно улыбался. Лицо старика было испещрено глубокими морщинами, на свету он выглядел куда более старым, нежели в туманном помещении парной.
– Зови Лукичом. Дмитрий Лукич. А тебя как кличут?
Разместившись на лавке – долговязый, с крепкими длинными руками, с потемневшей от старости кожей, – он был как корень древнего дерева, не знавший износа: как его ни руби, как ни выкорчевывай, а он оттого становится только крепче.
– Василием… Сколько же тебе лет, дед?
– Восемьдесят второй пошел, – не без гордости ответил Дмитрий Лукич.
– А куришь-то давно?
– Да с шести лет! Как только не наказывал меня батяня за мое баловство, а только проку никакого не было. В детстве на Козьей слободе мы жили, сам знаешь, какие там места… Цыгане там любили останавливаться, для кибиток там раздолье. Лошадей можно пасти, а потом, и Казанка рядом. Вот они нас к табачку и приучили. У них ведь все курят, что мужики, что бабы! С малолетства.
Под сморщенной старческой кожей просматривались высохшие мышцы, еще сохранявшие остаток сил, в молодости Дмитрий Лукич был весьма крепким.
– Значит, сдружился с цыганами? – простодушно поинтересовался Василий.
– А то! У них ведь весело было. Всю ночь танцуют, поют. Да и я цыганам как-то приглянулся. Бывало, спросят меня, в каком доме я живу, ну я им и показывал нашу хибару. А они мне говорят: «С этого дома ничего брать не будем». Бабы-то повсюду белье развешивали, а оно в цыганском хозяйстве ох как нужно!
Продолговатый череп старика туго обтягивала ссохшаяся морщинистая кожа. Красноватые от жара глаза придавали ему злодейское выражение. В его длинной биографии было немало темных пятен.
– Вроде бы и лет тебе немало, а вижу, что и сейчас ты силушкой не обижен, – с уважением протянул Хрипунов, посматривая на длинные, с выпуклыми венами руки старика.
– Есть такое дело, – довольно улыбнулся Дмитрий Лукич. – В молодости я ведь кулачным бойцом был, на Кабане[3] зимой мы с Татарской слободой дрались. Серьезное дело было, готовились к драке загодя, подбирали лучших бойцов. В назначенный день сходились на льду и дрались. Но не сразу, конечно, – поправился старик, – сначала мальцы сходились, потом детины лупили друг друга, а уж потом и до нас очередь доходила.
Широко улыбнувшись, Дмитрий Лукич показал почерневшие корни зубов, видно потерянных в тех самых драках, и продолжил: