Пророк. Стихотворения - страница 39

Шрифт
Интервал


Когда бы в долгие часы бессонной ночи,
На ложе, медленно терзаемый тоской,
          Ты звал обманчивый покой,
          Вотще смыкая скорбны очи,
Покровы жаркие рыдая обнимал
И сохнул в бешенстве бесплодного желанья,—
          Поверь, тогда б ты не питал
          Неблагодарного мечтанья!
          Нет, нет: в слезах упав к ногам
          Своей любовницы надменной,
          Дрожащий, бледный, исступленный,
          Тогда б воскликнул ты к богам:
«Отдайте, боги, мне рассудок омраченный,
Возьмите от меня сей образ роковой;
Довольно я любил; отдайте мне покой…».
Но мрачная любовь и образ незабвенный
Остались вечно бы с тобой.

К Н. Я. Плюсковой[49]

На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.
Свободу лишь умея славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою моей.
Но, признаюсь, под Геликоном,
Где Кастилийский ток шумел,
Я, вдохновенный Аполлоном,
Елисавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененною душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.

Эпиграмма[50]

В его «Истории» изящность, простота
Доказывают нам, без всякого пристрастья,
Необходимость самовластья
              И прелести кнута.

Сказки

Noёl[51]

              Ура! в Россию скачет
              Кочующий деспóт.
              Спаситель горько плачет,
              А с ним и весь народ.
Мария в хлопотах Спасителя стращает:
         «Не плачь, дитя, не плачь судáрь:
         Вот бука, бука – русский царь!»
              Царь входит и вещает:
«Узнай, народ российский,
Что знает целый мир:
И прусский и австрийский
Я сшил себе мундир.
О радуйся, народ: я сыт, здоров и тучен;
          Меня газетчик прославлял;
          Я ел, и пил, и обещал —
              И делом не замучен.
              Узнай еще в прибавку,
              Что сделаю потом:
              Лаврову[52] дам отставку,
              А Соца[53] – в желтый дом;
Закон постановлю на место вам Горголи[54].
          И людям я права людей,
          По царской милости моей,
              Отдам из доброй воли»[55].
              От радости в постеле
              Распрыгалось дитя:
              «Неужто в самом деле?
              Неужто не шутя?»
А мать ему: «Бай-бай! закрой свои ты глазки;