– Признаю, ― сказал он, ― сболтнул лишнего. Такие жучки ещё на стадии разработки. Так что, нам пока не светит, если, конечно, не дать согласия на какой-нибудь особенный эксперимент.
– Надеюсь, ты не дала? ― спросил я Лену.
– О чём ты?
Я поперхнулся.
– Ты вообще слышишь, какую пургу он тут несёт?
– Кто?
– Твой собутыльник.
– Тихо, ― побледнел Павел, ― у меня, кажется, начинается приступ.
Принялся массажировать виски.
Я достал телефон.
– Вызову скорую.
– На хрен скорую, ― простонал он. ― Ещё в дурку увезут. Достаточно просто на пару минут закрыть глаза.
Долго сидели, не произнося ни слова. Лена задремала.
Павел, наконец, ожил. Мы с ним тихонько поднялись и вышли на воздух. Я бросал чайкам крошки хлеба. Он безбожно дымил. Спросил:
– На чём мы остановились?
– На скорой. Почему ты решил, что тебя отвезут в психушку?
– А куда девать чувака, который не помнит дня своего рождения?
– У Лены в этом смысле не лучше, ― признался я. ― А ещё она может уйти из дома и не вернуться.
– Знакомо.
– И что мне её ― на ключ запирать?
– Заведите собаку-поводыря.
– Есть опыт?
Павел кивнул.
– Жила у меня одна сука. Понимала с полуслова. Жаль, сбежала с лохматым кобелём…
Я перебил:
– Врачи на самом деле вставляют в голову эту хиромантию?
Он усмехнулся.
– Пока больше везёт обезьянам.
– А ты бы согласился на такое?
– Не раздумывая.
– Но эти эксперименты наверняка опасны.
Павел бросил окурок в мутную воду.
– Любое лечение ― эксперимент, причём с непредсказуемым исходом. Нам только остаётся во всё это верить.
– Как в чудо?
– Как в победу разума.
– С некоторых пор я стал подозревать, что все эти победы ― выдумки журналистов.
Он похлопал меня по плечу.
– У вас потому такой скепсис, что вы двумя ногами стоите на земле. А когда окажетесь на карачках, согласитесь на всё.
Мне стало тревожно на душе.
– И что ты уже прошёл?
– Например, электростимуляцию.