– Если, конечно же, лич говорит правду.
– Он не лжет, – коротко ответила Найлиэна, – мои шпионы, следящие за императором, в один голос утверждают: он изменился, причем в худшую сторону. Стал заторможеннее, потерял чутье, постоянно использует пилюли от головы, причем – все более и более мощные. Даже если никакого злого духа, пытающегося подчинить Черного Властелина и нет, император сдал.
– Ты уверена? – напряженно спросил Ритон.
– Да.
– Почему?
– Мы все еще говорим, и мы живы.
И возразить на это было нечего, поэтому венценосец перешел на другую тему:
– Как ты смогла установить с личем контакт?
– Он сам нашел меня, – чуть поджав губы, ответила Найлиэна.
Было видно, что ей не слишком приятны воспоминания о первой встрече с могучей нежитью, но эльфийка не была бы собой, если бы не умела владеть лицом. Она быстро успокоилась и спустя краткий миг ничего уже нельзя было прочитать в бездонных голубых глазах
– Что ты думаешь насчет Радении и Аблиссии? – поинтересовался он у звездорожденной.
Та мило улыбнулась венценосцу и произнесла:
– Что с ними не получилось договориться.
Ритон постарался сдержать растущее раздражение. Он понимал, что остроухая о многом умалчивает, но никак не мог заставить ее говорить. В конце концов венценосец решил, что вопрос с северными соседями придется отложить, а сейчас имеет смысл сконцентрироваться на убийстве Шахриона.
– Да, это так, – проговорил он. – Что ж, стало быть, будем действовать без них. Полагаю, все присутствующие на собрании в итоге окажут нам всемерную помощь.
– Если боги будут благосклонны.
– Да, остается только надеяться на их расположение.
Глава 9.
Девятый день второго месяца лета 41-го года со дня окончания Последней Войны, закат.
В тысячах миль к северу от летнего замка венценосца Исиринатии, на берегу холодного северного моря стояла могучая древняя крепость. Стены ее помнили атаки множества врагов, но никому из них – даже надменным эльфам – не удавалось взять неприступную твердыню.
Именно поэтому аблиссцы дали ей имя «Вечная» и считали, что пока крепость цела, их государство будет существовать волей Пенной Сестры.
Старик – сухой и сгорбленный, с кожей, просоленной морскими ветрами, и глазами столь голубыми, что они казались двумя озерами на изборожденном горами морщин и холмами складок лице – стоял на балконе и наблюдал за белеющими вдалеке парусами.