Он знал, что ночь откроет путь,
Что двери крепче лишь от грома,
Но есть пути, где мрак – как суть,
Где тень становится укором.
Он двинулся. И вот – окно.
Сквозь тонкий свет мерцают тени.
И там она – в платке, бледно,
Как в буре месяц, в отражении.
Он знаками – стук лёгкий в раму.
Она вздрогнула… Сердце вспыхнуло.
Шагнула к свету, взглядом странным
Вглядевшись в тьму, в чужую вихрь.
– Андрей?! – губы не посмели
Сказать, но взгляд был полон слов.
И в этом шёпоте вечернем
Горело больше, чем любовь.
Он знал: не сбежит, не рванётся.
Но если шанс – малейший миг,
Она пойдёт, сквозь стены, сон свой,
Сквозь страх, что в сердце заглушит крик.
Но вдруг… шаги.
Гремит замок.
Скрипит безжалостная дверь.
И тень отца, как древний рок,
Накрыла вспыхнувшую веру.
Глава 3. Разлука и обман
Огонь в камине догорал,
Тени скользили по портьерам,
А за стеной тяжёлый шаг
Звучал, как эхо мрачной веры.
Князь Туров встал. Глаза сверкнули,
Молчанье, выдержка, устав.
И лишь один его движением
Сломал всю лёгкость прошлых фраз.
– Ты, дочь моя, не станешь пленной
Своей глупейшей, детской страсти!
Тяжёлый голос, ледяной,
Как острый нож, рассёк всю ласку.
– Ты – Турова, и твой удел
Не в бегстве глупом в ночь пустую,
Не в слезной нищенской судьбе,
А в браке, честном и разумном.
Она стояла. Снег на сердце,
Платок в руках, что дрожь таит.
Но в гордой стати, в резком свете
Глаза, как лёд, всё ж не молчат.
– Отец… – но голос слишком слаб,
Но взгляд – упрямый, неизменный.
– Я не раба… я не товар…
И сердце мне не покупаемо.
Князь молча подошёл к столу,
Взглянул на стопку пожелтевших
Писем, и вдруг с усмешкой резкой
В ладонь сжал тонкий почерк нежный.
– Ах да… письмо! – вдруг усмехнулся.
– Какой же милый, славный жест.
Он думает, что ты так рвёшься
Туда, где голод и протест?
Она вздохнула. Снова крик
Рождался в сердце, бился ветром.
Но князь уже перо поднял
И резко вывел фразу светом.
"Ты был мне мил, но всё прошло…
(Но если сможешь, разгадать –
В огне есть слово, что зашито,
Оно расскажет правду вспять.)"
Склонился он. Черкнул печатью.
Прочёл. Усмехнулся слегка.
– Теперь он бросит этот плач твой,
Как бросит ветер тростника.
Она шагнула – в глазах боль.
– Нет! Не пиши! Я не согласна!
Но князь стоял, спокоен, строг,
В его чертах лишь ледяная ясность.
– Ты хочешь жить, как нищенка,
Без имени, без крова, чести?
– Я хочу жить! Не по уставу!