Но вернемся снова в шестидесятые. «Хрущёвская оттепель» сменившая сталинизм, дала надежду узнать что-то о судьбе репрессированного Отто Адамовича Мезиса.
Вспоминает Эмилия:«Когда мой отец со своей сестрой поехали на процесс по реабилитации, то спросили про могилу. Там удивились: о какой могиле идет речь? Там расстрельные процессы шли каждый день, и в общую могилу закапывали всех, потом трактором заравнивали».
К периоду шестидесятых годов следует отнести не только утраты, но и хорошие вести. У маминой сестры Шуры нашелся муж Анатолий. В войну он попал в плен и был узником Бухенвальда. Какой-то немецкий барон взял его в работники, этим и спас. После освобождения его долго держали в проверочном лагере, и там предложили поработать на урановых рудниках в Узбекистане. Домой он не писал и объявился только в 1956 году, в праздник Смоленской божьей матери. Сестра мамы Шура после этого уехала с ним. Там в Ленинабаде она работала учительницей, а муж ее, Анатолий, в шахте электриком. Вернулись на родину они уже пенсионерами и купили домик в Ярославле, за Волгой.
Вспоминает Эмилия: «Дядя Толя был очень живучий, все, с кем он поехал на шахту в Узбекистан, умерли, а он ещё долго жил, пережил и жену свою, Шуру.
У Шуры перед войной, с небольшим интервалом, родились две девочки: Ирина и Люся. Они остались с бабушкой и дедушкой в деревне. Ирина вышла замуж и жила в деревне Пески Некрасовского района, Люся – в какой-то другой деревне. В Песках я у неё гостила, там почти под окнами течёт Волга. Красота! Пожалуй, у всех детей Нестеровых была тяжёлая жизнь, кроме, разве что, Марии (но у нее муж был пьяницей) да Федора – он спокойно прожил в Ярославле всю свою жизнь (от войны у него была бронь). Младшему брату Василию не повезло с детьми: девочка Леночка родилась недоразвитая, училась в спец. школе, затем её устроили на фабрику. Мальчик родился нормальным, но его, недолго думая, тоже отправили в ту же школу».
Где-то в 1960 году начались проблемы и у моей мамы. Она только что (в 1959 году) родила мою сестренку Наташу, и, казалось бы, все было хорошо, но тут пришла беда от папы. Он как баянист, да еще работающий на двух музыкальных работах, постоянно был в центре различных тусовок. Концерты и особенно свадьбы, часто сопровождались и заканчивались выпивкой, особенно для баяниста. Какая же свадьба без баяна? А баянисту, по неписаному правилу, полагалось налить – так он постепенно пристрастился к алкоголю. Вначале это было не так заметно. Дело в том, что в нашей коммуналке, кроме нас, проживала тогда вся музыкальная элита города: директор музыкальной школы, в которой работал отец (Дмитрий Румянцев), известный впоследствии дирижер Сергеев (именем которого ныне назван городской симфонический оркестр) и другие музыкальные работники. И папа в кругу их внимания держался, не позволяя себе выпить лишнего. Но уже тогда начались его первые ссоры с мамой, они еще не носили какого-то непримиримого характера. Помню, поссорившись с матерью, отец забрал меня у нее, и отвел к брату Аркадию, который жил в то время в Ростове на улице Ленинской, в помещении церкви Покрова Святой Богородицы, под самым куполом. Это место я запомнил, уж больно оно было диковинное. Ссора была не долгой, и вскоре я вернулся домой.