…Я, плача, бежал за мамой к выходу из лагеря, чувствуя себя самым несчастным на свете и всеми покинутым человеком. Так мы добрались до припаркованной у забора машины. Не глядя на меня, мама открыла багажник и сунула мне ещё один пакет.
– Там свежая одежда – ледяным голосом пояснила она.
– Мамочка, пожалуйста, забери меня отсюда, прости меня, я больше не буду – плакал я, держась за тёмно-синий спойлер нашего Опеля Сенатора, будто бы я был в состоянии удержать мощный седан, который вот-вот уедет, увозя маму и оставляя меня снова одного среди гопоты. Фразу “я больше не буду” я произносил просто как некий пароль, не вполне представляя, чего именно я должен больше не быть.
– За твою путёвку сюда вообще-то деньги уплачены! А то, что ты не можешь прижиться ни в одном коллективе – это не мои проблемы, а твои. Посмотри, как тут хорошо! Сосны кругом…
Я посмотрел и действительно с некоторым удивлением обнаружил сосны на песке и всё то, чем так красива природа Карельского перешейка – этих величественных ворот Скандинавского полуострова. Я и впрямь не видел здесь сосен, песка и огромных доисторических валунов. Я видел замызганный советский линолеум, железную обоссаную кровать, тракторную покрышку, в которую меня ежевечерне вдавливала куча вонючих потных тел, я видел поломанные доски над собой в пустом бассейне и ржавые железяки, из которых был сделан каркас всей этой конструкции. Вывеска на лагере гласила: “Пионерский лагерь “Северные зори””. Переключившись на разглядывание всего вокруг я чуть-чуть успокоился и сказал маме, чтобы разрядить обстановку:
– Смотри, какое странное название – “Северные зори”…
– А что? Надо было назвать как-нибудь матерком? – мама явно успокаиваться не собиралась.
Я задумался. Да уж, “Ёбанный пиздец” и правда подошло бы этому лагерю гораздо лучше.
– Всё, я поехала.
– Мам, ну не уезжай, пожалуйста! – взмолился я.
– А что мне? С тобой тут оставаться? Мне ещё на дачу ехать, а уже скоро темнеть начнёт.
Мама села в машину. Я остался снова один, зашкваренная сука, посреди лагеря и гопоты, его населяющей. Вернувшись в корпус, я обнаружил, что вся моя черешня, клубника, орешки и конфеты сожраны.
Дима Ситиков сидел на своей кровати в окружении пакетиков с сухариками, чипсами, а главным объектом вожделения всей палаты была коробка с дражже, на которой была изображена молния, метла и надпись “Берти Боттс” – прямо как леденцы из “Гарри Поттера” и радостно обжирался. Дима всем давал по леденцу, кроме, разумеется, меня. Чипсов мне не досталось тоже. Просто я напрасно думал, что раз он жрал гостинцы от моих родителей, то как минимум вернёт долг.