Она вздрогнула, когда он поцеловал самый край благодатно глубокого декольте. А может, дело было в его пальцах, задравших юбку, скользнувших по внутренней стороне бедра к самому средоточию жара, уничтожавшего все благоразумие на своем пути.
Малькольм поймал стон Энн поцелуем, проникая в нее – самую малость, лишь на фалангу пальца, но достаточно для того, чтобы разрушить всю ее счастливую аристократическую жизнь. Энн знала это, но продолжала цепляться за него, продолжала встречаться с ним, продолжала позволять ему больше, чем следовало. Иногда Малькольму казалось, что ею движет вовсе не влюбленность, а жажда риска, пугающая и возбуждающая до чертиков.
Он зарычал, прижимаясь губами к ее горлу и страдая от невозможности оставить на ней свой след. Ему хотелось кричать, что эта леди – невыразимо богатая, желанная, приковывающая взгляды всякий раз, когда пересекает порог комнаты, – принадлежит ему, самозванцу без роду и племени. Малькольм знал: однажды он это сделает.
Пока же он держал ее, теряющую контроль от оргазма, и не мог отвести взгляд. Энн кончала так же, как и смеялась: откровенно, самозабвенно, вновь запрокинув голову и глядя в безграничное небо. А потом неизменно обессиленно опускала голову Малькольму на плечо, позволяя лениво перебирать волоски на покрывшейся мурашками шее и щекоча кожу теплым дыханием. В такие моменты он начинал думать, что, возможно, только возможно, самую малость, но все же в нее влюблен.
Перед тем, как спуститься, Энн повернулась к Малькольму спиной и разгладила ладонями юбку – словно ее можно было спасти. Он поцеловал выступающий позвонок в основании ее шеи и отстранился на приличное расстояние. Она наклонилась, направляя дракона, и зверь сиганул вниз так, словно надеялся разбиться.
На земле необходимость притворяться возвращалась.
– Сохранишь это в тайне, малыш? – уже спрыгнув на траву, Энн прижалась щекой к теплой драконьей чешуе.
Малькольм не знал, слышал ли огромный зверь ее шепот, но ворчание его можно было принять за согласие. Улыбнувшись, Энн похлопала дракона по морде, благодаря, и отстранилась – с полным сожаления вздохом. Малькольм надеялся, что хотя бы часть этого сожаления распространялась и на него.
– Поможешь? – Энн протянула ему руку, прося поддержки.
Опершись о предплечье Малькольма, она поочередно сунула босые, желтоватые от пыли ступни в туфли, казавшиеся теперь неправильно тесными. Еще один жест, который отрезал их обоих от мечты и возвращал в реальность, радовавшую куда меньше. Напоследок стиснув руку Малькольма, Энн отступила.