Ее лицо оставалось загадкой. Она всегда стояла в темноте, надвинув на лоб головной убор, и скрывала свой облик. Единственным признаком ее возраста, если она действительно была человеком, оставалась длинная седая коса, спадавшая с плеча. Жюстиньен часто замечал ее, затаившуюся, почти незаметную, в тумане, за пределами таверн, среди портовых складов и разрушающихся укреплений. Именно туда молодого дворянина регулярно приводили его незаконные делишки. Она непременно была там, и ее тревожное присутствие стало обыденным. Поначалу Жюстиньен боялся, что она сообщит о нем местным властям. Но никто не пытался его арестовать. Тогда ему пришло в голову, что, возможно, она была прислана отцом, чтобы шпионить за ним. Однако и это предположение вскоре было отвергнуто. Вряд ли отец стал бы тратить деньги, чтобы следить за сыном, от которого почти отрекся, особенно зная, что у этого сына никогда не будет средств вернуться во Францию.
Несколько раз Жюстиньен пытался приблизиться к женщине в треуголке. Она всегда ускользала, причем без особого труда. Жюстиньена это приводило в бешенство. Вот уже несколько недель она не давала ему покоя. И вот теперь он выпил на несколько стаканов больше, чем обычно. И он смирился.
Это было вполне логично, что она оказалась здесь, на месте его последнего унижения. От удара в живот перехватило дыхание. Чернильные пятна плясали перед глазами. Жижа, казалось, была готова поглотить его целиком. Краем глаза он заметил, как Смерть развернулась на каблуках и покинула сцену, как будто тоже бросая его.
Накануне это показалось Жюстиньену хорошей идеей – выпить и сыграть в карты на последние монеты, которые все еще отягощали его кошелек. Надежда на спасение полностью угасла. Уже сложившаяся репутация не позволяла ему мечтать о каких-то новых похождениях, связанных с торговлей или контрабандой. Никто так и не захотел нанять его в качестве воспитателя, даже до того, как его одежда оказалась полностью изношена. Не обладая ни каким-либо опытом в мореплавании, ни крепким телосложением, он не мог рассчитывать даже на случайные заработки. К двадцати девяти годам он слишком истаскался, чтобы продать свои прелести какой-нибудь богатой вдове. Лучше уж тогда провести последнюю ночь разврата в тепле джина, в музыке и свете, а потом… Жюстиньен всегда умел не зацикливаться на «потом».