Не сыпь мне соль на рану - страница 9

Шрифт
Интервал


место свободным будет?


Просто теснее люди

сдвинутся – не до жиру!

В общем вагоне будут

новых ждать пассажиров.

* * *

Перелистаю облака,

перечитаю небо —

не все пустила с молотка

эпоха ширпотреба.


Не все дано приобрести

за тысячи и сотни:

светильник Млечного Пути

не для продажи соткан.


…И озарит небесный свет

забытую дорогу —

и вы поймете: смерти нет,

а есть тропинка к Богу.


Пускай лабазник прячет взгляд,

как барахло в подвале,

не для него во тьме горят

небесные скрижали…


В провинции

Узкогрудый трамвай

громыхает по узенькой улочке,

и потом еще долго отставшее мечется эхо,

и витрина дрожит

покосившейся старенькой булочной…

Впрочем, может быть, шум долетает

из рядом стоящего цеха.


Что там делают? Кажется, крышки консервные

или ручки дверные, а может, тазы и корыта,

но соседи привыкли давно —

они люди не нервные,

и живут не спеша, и иного не требуют быта.


Каждый вечер выносят они

из домишек скамеечки,

демонстрируя верность обычаям патриархальным,

и судачат о том и о сем, звучно лузгая семечки,

перевес отдавая при этом вопросам глобальным.


Обсуждается апартеид и указы правительства,

говорится о видах на хлеб и крылатых ракетах —

как и прежде, спешить не торопится

время в провинции,

но сегодня совсем небольшой

стала наша планета.


К девяти по квартирам своим

разбредаются люди —

телевизор вечерним беседам большая помеха…

Но, как прежде, трамвай темноту

раздвигает светящейся грудью,

и потом еще долго впотьмах спотыкается эхо.


Рассвет в Гурзуфе

Врачеватель судеб,

торопливый гурзуфский рассвет —

и над сумрачным небом

вдруг вспыхнула чайка тугая.

Это было всегда – врачевала вода золотая,

оставляя на гальке светящийся пенистый след.


Это было всегда – золоченая кожа воды,

прогибаясь под тяжестью неба,

не выдаст прибоя.

Если гаснет звезда —

значит, чайка зажглась над водою,

и на ощупь находит дорогу рассвет-поводырь.


Можно сбросить на миг

тяжкий груз заблуждений своих,

притяжение неба пусть выпрямит нас и осудит —

и приблизится море, покуда рассвет не утих,

и прохладной водою горячие щеки остудит.


Это было всегда, это вечность

дала нам поблажку —

возле ранней воды воспарять

над земной суетой,

этот миг между завтрашней жизнью

и жизнью вчерашней —

торопливый гурзуфский рассвет

над водой золотой.


Пасхальные бредни

Когда чак-чак с мацою вместе

заходят в гости к куличу,

мне все равно, что рожа треснет —

я все попробовать хочу.