Колдун оправил одежду Юаньбао и, завязав пояс, помог ей принять сидячее положение, после чего слегка неуклюже похлопал по спине.
– Не бойся.
Стоило его резкому голосу достичь ее слуха, как неподвижное тело девушки бесконтрольно затрясло. Ее застывший взгляд смотрел вперед, а из уголков глаз катились крупные слезы. На мгновение запаниковав, Ци Тянь все же схватил рукав и принялся вытирать их, вот только слезы все текли и текли.
– Не плачь, Щекастая, – мягко велел он, но Юаньбао не слушалась. Казалось, внутри нее что-то рухнуло, и слезы, которые она была не в силах сдержать, градом лились из глаз, моча рукав Ци Тяня. Словно успокаивая ребенка, он хлопал девушку по спине и терпеливо утешал хриплым голосом.
Юаньбао все никак не могла перестать реветь, и, пока ее глазам стало уже некуда опухать и краснеть дальше, колдун даже не осмеливался попытаться их стереть вновь.
– Не устали глаза? – спросил он.
Девушка, точно марионетка, лишившаяся ниток, больше ему не отвечала.
Сжав ладони в кулаки, он прохрипел:
– Выплачешь так себе все глаза… Не плачь, Щекастая… Мне больно, не плачь.
Вот только неважно, громко он злился или обиженно просил, Юаньбао больше его не слушалась: она не ругалась, не кричала, а только беззвучно лила слезы, терзая его.
Не в силах терпеть, Ци Тянь накрыл рот Юаньбао своим, потом приоткрыл ее крепко стиснутые зубы, и на мгновение его язык аккуратно скользнул внутрь, черные ядовитые твари легко вернулись в его тело. Застыв у ее губ, Ци Тянь тихонько прошептал:
– Я отпускаю тебя, хорошо? Отпускаю, пожалуйста, не плачь.
Стоило словам прозвучать, как Юаньбао вся обмякла и, закрыв глаза, в конце концов лишилась чувств в его объятиях.
Этой ночью дыхание ее слышалось тяжелее, чем прежде, как у живого человека. Но Ци Тянь, держа ее в руках, почему-то спал куда лучше.
На следующий день, едва рассвело, Ци Тяня с постели свалил чей-то пинок. Еще не до конца проснувшись, он потер глаза, посмотрел на сжавшуюся на кровати девушку, и от вида такой «полной жизни» Юаньбао вдруг растерялся, лишь потом вспомнив, что вчера избавил ее от тварей.
Колдун поднялся, собираясь, как обычно, взять ее за руку, чтобы отвести умыть и причесать, вот только она вдруг крепко обхватила себя руками и поспешно отступила в угол. В ее глазах читались настороженность и страх, но ярче всего в них горела сдерживаемая ненависть.