– А откуда ты всё знаешь, а, баба Лиза?
– Поживи с моё и ещё не то узнаешь, – проворчала Елизавета.
Вера долго приходила в себя. По ночам ворочалась, сон никак не шёл. Всё вспоминала Васю, его улыбку, его сильные руки, нежные губы. Тихонько плакала в подушку.
На пятую ночь измученной молодой женщине удалось заснуть.
Под утро ей показалось, что кто-то рядом говорит чётким, глуховатым голосом, – тот же, что отговаривал её от близости с Василием: «Видишь, я был прав! Не надо было этого делать, одно сплошное горе теперь».
Но тут заговорил другой голос, медово-бархатный, который советовал ей переспать с Василием. «Не расстраивайся, будет и на твоей улице праздник. Скоро, очень скоро у тебя будет много-много счастья!»
Вера открыла глаза, огляделась. Никого не было. «Наверное, приснилось опять», – подумала она и стала одеваться.
Через две недели Вера поняла, что беременна. Хотела сделать аборт, уже собралась в траурный поход в женскую консультацию, но наткнулась в коридоре на бабу Лизу.
– Не пущу! – Боевой вид Елизаветы не оставлял ни малейших сомнений в том, что она будет стоять насмерть. – Тебе Господь подарил ребёнка, а ты собралась его убить? Мало тебе, что его отца застрелили, так и ты теперь в убийцы хочешь записаться?
– Баба Лиза, да как же я справлюсь? Я же одна! Работа случайная, образования нет, куда я с ним?
– Замолчи, несчастная! В Ленинграде в блокаду, когда по карточкам давали сто двадцать граммов хлеба, – голод, холод, смерть вокруг – и то рожали! А ты ишь чего удумала!
– Баба Лиза, не прокормлю я его!
– Прокормишь! – жёстко и зло произнесла Елизавета. – Помогу тебе, подымем человека, поставим на ноги. Поняла?!
Баба Лиза втолкнула Веру в её комнату, усадила на кровать, принесла воды.
– Успокойся, попей вот. Подымем твоего человечка, обязательно подымем.
– Баба Лиза, а откуда ты узнала, что я собралась… ну, туда?
– Элементарно, Ватсон, – усмехнулась старуха. – Ты же по телефону узнавала, как работает консультация. А у меня в комнате всё слышно. И потом, с таким лицом идут либо на эшафот, либо на аборт. Поняла?
– Поняла, – вздохнула девушка.
Вера немного расслабилась, и ей вдруг стало легко-легко от мысли, что она родит ребёнка, что у неё появится дочка или сын, родной человек, который, может, и о ней позаботится… когда-нибудь. Исчезли, как растворились, гнетущие мысли о том, что её посадят в это ужасное кресло, задерут ноги вверх, а потом проникнут в её женскую суть стальными холодными инструментами, чтобы убить ещё не родившегося, но живого человечка. Потом она поплетётся домой, не замечая ничего вокруг, кусая губы от боли, в эту бедную комнату, где всё останется по-прежнему беспросветно – без любви, без счастья… Только боль от ледяных, безжалостных щипцов будет ей сниться ещё очень долго.