Передовые представители социальной мысли сознавали себя пред некоторой «новой эрой», которая хоронила все старые «предрассудки» и впервые в девятнадцатом веке ставила человечество на настоящую «разумную дорогу». Горделивое чувство радости, подчёркивает А. Ермаков[1], наполняло тогда сердца людей. Почему же началом исторической катастрофы России стало именно девятнадцатое столетие? «Век девятнадцатый, железный, воистину жестокий век», – это слова А. Блока из поэмы «Возмездие». В девятнадцатом веке торжествуют материальные интересы (экономические доктрины, банки, федерации, облигации), это время бездуховное и безнадёжное («человек брошен в беззвёздную и тёмную мглу» – метафора, которая раскрывает ощущения человека в окружающем его мире, его взаимоотношения с миром). Это век, заполненный тёмными делами. Это век, в котором незримые правители разжигают войны. Это век отсутствия осмысленной жизни, гуманистических начал. По какой причине этот поистине золотой век российской культуры оказался началом самого страшного государственного кризиса и культурного упадка за всю историю России? Наверное, слишком непоколебима была вера как в конечное торжество просвещения, так и в то, что суть этого «просвещения» уже найдена, источники и носители его известны, остаётся лишь черновая работа по «цивилизации» народа, который надо вывести из «первобытно-дикого» состояния.
Лейтмотивом всего «золотого века русской культуры», как и сейчас, оказалось гордое самодовольство тех, кто провозгласил себя «просвещёнными». Между тем «просвещение» почему-то распространялось не так быстро, как бы этого они хотели. Народ безмолвствовал. Не очень заметное современникам, это молчание издалека слышится нам очень отчётливо и страшно. Самое наполненное событиями столетие в русской истории, восхищающее своей небывалой активностью не только историков, но и современников, поражает тишиной. Ни одного серьёзного народного движения, ни одного вождя не вышло из среды крестьянства. История России XIX века оказывается в наименьшей степени народной историей. Народ – чужой на этом пиру мыслителей. Земские соборы, мощное самоуправление на местах, наконец, возможность бунта – всё это в своё время заставляло и власть, и высшие слои общества не только считаться с «землёй», но и допускать её к решению будущего страны. «Земля» сама была свято уверена в этом праве. Последним её выступлением была пугачёвщина.