– Сэ-мю-эль! Сэ-мю-эль!
Холодная вода приняла его к себе в объятия как родного сына, обволакивая целиком. Жидкость снова заполнила лёгкие и вдохнуть не получалось. Тело казалось невероятно тяжёлым и даже повернуть голову не получалось. Вокруг была лишь темнота и вода, а сверху было слишком отчётливо слышно:
– Сэ-мю-эль! Сэ-мю-эль! Сэм!
Последний возглас звучал вовсе не детским голосом. Сэм резко открыл глаза и увидел перед собой лицо Энтони, который с силой тормошил его за плечи. Заметив, что он проснулся, рыцарь отпустил его и разогнулся:
– Наконец-то. Я уж обрадовался, что ты не проснёшься.
– Что случилось? – он медленно сел, схватившись за голову. Где-то вдали сознания будто всё ещё звучали голоса тех детей.
– Сначала ты начал метаться во сне, потом и кричать. Тогда пришлось тебя разбудить, но с первого раза у меня это не получилось, – Энтони недовольно наклонился и поднял с пола небольшую красную подушку с вышитым серебряным узором, похожим на цветок. Заботливо отряхнул её от грязи, которой тут и быть не могло. – Ты раскидал мои подушки. Вставай.
Он унёс подушку на свою кровать, и по проявленной заботе, Сэм сразу же догадался кто вышила её. Он неловко встал, потянувшись.
– Какие у нас планы на день? – спросил Эттвуд, потянувшись. Энтони уже был в полной боевой готовности – в наполированных доспехах, с двуручным мечом, на бедре кинжал.
– Я еду домой, ты едешь рядом и молчишь. Потом я еду к выжившему, а ты едешь рядом и молчишь. Понятно?
– Ты же в курсе, что я тут главная причина, по которой мы поедем? А ты меня сопровождаешь.
Рыцарь скривил губы:
– Нет, «дружок». Еду я, ты – сопровождаешь.
– Ладно, пусть так, – покачал головой Сэмюэль, вспомнив об их вчерашнем перемирии. – Так что?
– Вот одежда, перекус, раствор из мяты, чтобы изо рта не воняло. Поторопись, – Энтони указал на идеально сложенную одежду и поднос с едой. Сэм улыбнулся, подумав, что мужчина всё-таки удержался от шуток про его пахнущий рот. Видимо тоже вспомнил о вчерашнем.
Быстро перекусив, полицейский нацепил непривычную одежду – белая рубашка средневекового кроя, брюки, высокие сапоги, пояс и тонкая кожаная куртка. Свой армейский нож он сунул за пояс, а глок с фонарём убрал в предоставленную Энтони сумку. Убирать любимое оружие не хотелось, но и пугать местных – тоже.