В том году Алина Викентьевна продолжала вызывать Аню чуть ли не каждый урок. Спрашивала то, чего не было ни в учебниках, ни в её лекциях. Она не спешила соглашаться с тем, что говорит Аня, задавала всё больше вопросов, иногда даже высмеивала предположения и мысли Ани, но потом сразу, на этом же уроке, снова вызывала её и подчёркивала, как оригинально и свободно для девятиклассницы мыслит Анна Горелочкина.
Мировая художественная культура стояла в расписании каждый четверг третьим уроком, и каждое утро четверга Аня просыпалась с учащённым сердцебиением. Счастливая, что будет видеть и слушать Алину Викентьевну; испуганная, что та снова будет её вызывать и, возможно, высмеивать и критиковать; полная надежд, что так и будет; и в ужасе от мысли, что Алина Викентьевна может прекратить это, перестать её выделять, вызывать, спрашивать.
Алина Викентьевна могла бы хоть связывать и пытать Аню каждый урок, выставляя её позорищем за то, что она не помнит год создания «Чёрного квадрата» – и это всё равно было бы лучше, чем пустота, игнор. Ничего не было страшнее для Ани, чем исчезнуть для Алины Викентьевны, пропасть, смешаться в толпе туповатых одноклассников. Благодаря Алине Викентьевне Аня чувствовала, что она существует, что таким, как она, существовать вообще можно.